– Так, одно дело сделано! – Джо вытер вспотевшее лицо. – Теперь настелим соломы.
Но к этому времени Сэму наскучила роль пассивного наблюдателя. И по мере того как мы просовывали в клетку солому, он с другой стороны выгребал ее лапой, внимательно исследуя каждый пучок. Что он там искал – корм или отпрыска, осталось неясным. Мы и так и этак старались его отвлечь, кричали, водили лопатами по железным прутьям, бросали в него куски жира – как о стенку горох.
– Чертов дурень старый! – выругался Джо. Мы запарились и устали. Сэм сидел на охапке соломы; в клетке у его супруги лежало несколько соломинок.
– Бесполезно, Джо, он не отстанет. Придется ей рожать прямо на цемент, вот и все.
– Да, – печально согласился Джо, – придется, что поделаешь.
Мы покинули медведей. Сэм шаркал ногами по соломе, Бэбс с негодующим видом сидела в клетке. Пришло время закрывать зоопарк на ночь, а роды все еще не начинались, и мы разошлись по домам, оставив Бэбс в заточении.
Однако мысль о медведице не давала мне покоя, и поздно вечером меня вдруг осенило: течка. У Бэбс течка. Пораженный столь простым и естественным объяснением, я хохотал до упаду.
Встретив наутро Джо, я тотчас понял по его лицу, что и его посетила та же мысль.
– И как это нам сразу не пришло в голову? – горестно воскликнул он. – Скажи после этого, что мы с тобой не идиоты!
Впрочем, ему не понадобилось много времени, чтобы оценить комизм случившегося, и мы еще продолжали громко хохотать, когда подошли к вольеру белых медведей.
Внезапно Джо перестал смеяться.
– А где же солома? – удивленно спросил он.
На косматой шубе Сэма висело несколько соломинок. И все. Цемент был чист, как будто его подметали.
– О-о-о-о-о! – вдруг завопил Джо с безумной болью в голосе. – Нет, ты погляди на бассейн... Эта старая скотина...
В бассейне плавала солома, столько соломы, что воды почти и не видно. Судя по всему, Сэм всласть потрудился ночью, убирая солому подальше от греха. Сток, разумеется, был основательно засорен: мокрая солома – несравненное средство для закупорки сточных труб. Два дня чистили мы бассейн и трубу; хорошо, что все это время стояла ясная, жаркая погода.
– Роды! – подытожил Джо. – Следующий раз, когда вздумает рожать, обойдется без удобств, черт возьми, как все медведи.
Я проработал в зоопарке несколько недель, когда Джеси, совершенно неожиданно для меня однажды утром объявил о моем повышении. Мы сидели в Приюте, только что управились с завтраком, и Джеси не спеша раскуривал свою трубку. Добившись того, что она засипела и забулькала, как положено, он устремил на меня пристальный взор.
– А ты недурно справляешься, сынок, – произнес он. – Совсем недурно.
– Спасибо, – молвил я озадаченно.
– Вот что, сынок, – продолжал Джеси, ткнув меня в бок черенком трубки, – поручу-ка я тебе верхнюю половину секции. Под твою полную ответственность, понял?
Я был польщен и счастлив. Ухаживать за животными в паре с кем-то было достаточно интересно, но куда увлекательнее самому отвечать за группу зверей.
Не откладывая дела в долгий ящик, я поднялся на гребень, чтобы обозреть свои владения. В небольшом известняковом котловане обитал вомбат Питер. Хотя я каждый день добросовестно носил в этот вольер хлеб, морковь и другие лакомства, настоящее знакомство с Питером еще не состоялось, потому что он вырыл себе целую систему нор в ослепительно белом известняке и явно не отличался общительностью. Я постановил возможно скорее наладить с ним настоящий контакт.
На участке с густыми зарослями бузины поблизости содержалась пятерка песцов. Мое общение с ними до сих пор тоже сводилось к тому, что я доставлял им корм. Чтобы наладить дружбу с этими нервными существами, требовались время и забота с моей стороны.
В следующем вольере, с таким же обилием кустарника, жили енотовидные собаки, курьезные лохматые существа с лисьей мордочкой и пушистым хвостом, одетые в густую по-медвежьи шерсть. Из-за коротеньких кривых ног походка этих зверьков напоминала развалистую поступь захмелевшего моряка.
Я внимательно изучал свою новую территорию, прикидывая, что тут можно улучшить. Сразу же пришел к выводу, что песцов и енотовидных собак почти не видно из-за чрезмерно густой зелени, вооружился пилой и садовым ножом и с упоением потрудился часа два, истребляя крапиву и подстригая бузину. После этого вольеры приобрели вполне приличный вид. И животных можно рассмотреть, и растительности осталось достаточно, при желании им есть где спрятаться.
Далее я попытался выяснить для каждого из трех порученных мне видов, какой корм они предпочитают. В частности, оказалось, что песцы обожают яйца.
Я открыл это совершенно случайно. Найдя однажды на земле надтреснутое яйцо черного дрозда, я сунул его в висевшее у меня на руке ведро, чтобы угостить Сэма, но тут увидел песцов, которые сбежались к калитке на звон ведра, и бросил яйцо им в вольер. При падении оно раскололось; правда, желток уцелел, но белок растекся по земле. Один из песцов осторожно приблизился, принюхиваясь усатой мордочкой, к нему присоединился другой, потом третий. Остальные тоже учуяли запах, и завязалась потасовка, особенно впечатляющая потому, что она происходила в полной тишине. В заднюю ногу первого песца, который уже принялся за желток, впились острые зубы, он развернулся с оскаленной пастью и повалил соперника. Двое кружили по обрызганной белком земле, стараясь дотянуться друг до друга зубами или лапой. Пятый всех превзошел: нырнет в гущу драчунов, умудряясь лакать и огрызаться чуть ли не одновременно, потом садится и тщательно облизывает мордочку, готовясь к новому выпаду. Вскоре от яйца даже влажных пятен не осталось, но песцы еще долго облизывались и придирчиво обнюхивали носы друг друга. И когда я пошел дальше, меня с надеждой и нетерпением провожали пять пар янтарных глаз: не появится ли из ведра еще одно яйцо? После этого случая я повадился ходить на одну ферму поблизости и под прикрытием живой изгороди таскать куриные яйца для моих песцов. И если до тех пор они, когда я входил в вольер для уборки, начинали тревожно метаться по кругу, прижимаясь к ограде, то теперь очень быстро стали совсем ручными.
Меня немало смущало то обстоятельство, что песцы не издавали почти никаких звуков. Говорю почти, потому что однажды я все-таки услышал их голоса, и это было так красиво и необычно, что мне хотелось бы послушать эти звуки снова – в отличие от звуков, издаваемых большинством других животных. Дело было утром, я приближался к прикрывающей песцовый вольер сосновой роще, и вдруг мое внимание привлекли странные пронзительные, переливистые крики. Похоже на чаек, однако я не видел кругом никаких птиц. Енотовидные собаки, мимо которых я только что прошел, тут явно ни при чем... А причудливая мелодия продолжала звучать то громче, то слабее, то совсем близко, то словно несомое ветром далекое эхо. И как же я удивился, когда, подойдя к вольеру песцов, обнаружил, что это они исполняли необычную песню. Выстроившись в кружок около калитки – тонкие ноги широко расставлены, голова запрокинута, пасть раскрыта, – они с отсутствующими золотистыми глазами выводили дикие птичьи трели. Ели они в этот день не жаднее обычного, и причина столь неожиданного и приятного для слуха концерта песцов так и осталась для меня загадкой.