– Интересно, зачем он туда забрался?
– Кто его знает. Может быть, пить хочет.
– Хорошо, а лежать-то зачем?
– Не знаю. Может, он больной.
– Не говори глупостей, Берт.
– Может быть, это водяной тигр. Особая порода, ну?
– Наверно, так и есть. Правда, он милый?
– Кинь ему хлеба, Берт.
Большая корка хлеба ударяет Рани по макушке, и тигрица с недовольным ворчанием поднимает голову.
– Не станет он его есть.
– Попробуй кинуть орех.
Честное слово, этот разговор не плод моего воображения. Я записал его дословно, и у меня есть свидетели. Зрелище распростертой в воде Рани рождало самые нелепые гипотезы в головах благородной британской публики. Теснясь вдоль отжима, посетители с напряженным вниманием глазели на тигрицу. Даже уличное происшествие не могло бы вызвать более жадного интереса.
До моей работы в Уипснейде я не представлял себе, как мало люди осведомлены даже о простейших фактах в жизни животных. Зато служителям полагалось знать все на свете. Тигры так и рождаются полосатыми? А львы укусят, если к ним войти? Почему у тигра есть полосы, а у льва нет? Почему у льва есть грива, а у тигра нет? А тигры укусят, если к ним войти? Почему белый медведь белый? Где водятся белые медведи? А они укусят, если к ним войти? Такие вопросы и сотни других нам задавали во все дни недели, иногда по двадцать-тридцать раз на дню. Когда наплыв посетителей бывал особенно велик, наша выдержка подвергалась серьезному испытанию.
Многие посетители, с которыми я разговаривал, удивлялись и явно разочаровывались, выяснив, что мы не ходим весь день на волосок от смерти в когтях льва или медведя. Поскольку я не мог похвастаться живописными шрамами, посетители считали меня чуть ли не шарлатаном. Попробуй убедить их, что жить среди этих зверей в общем-то совершенно безопасно, – воспримут как оскорбление. Одежда разорвана в клочья, голова окровавлена, но гордо поднята – таким они хотели бы меня видеть; в их представлении мой рабочий день должен был являть собой сплошную череду страшных испытаний. Вспоминая ту пору, я чувствую, что упустил отличный случай сколотить состояние. Мне бы располосовать свой халат, вымазаться кровью и каждые полчаса выходить, шатаясь, из тигровой ямы и небрежно замечать: "Адская работенка – чистить этого тигра", – я теперь был бы богачом.
Посетители в массе были для нас источником изрядных хлопот, а иногда и веселья. Два случая врезались в мою память на всю жизнь. Первый – когда один мальчуган, посмотрев, как я кормлю тигров, подошел ко мне с округлившимися глазами и полушепотом спросил:
– Мистер, а вас эти зверюги ели хоть раз?
И второй: красный от возбуждения мальчишка, подбежав к тигровой яме, глянул через барьер, увидел рыскающего взад-вперед Поля, повернулся к своей родительнице и крикнул:
– Мам! Мам, скорей иди сюда, погляди на эту зебру!
Через несколько дней после моего знакомства с Билли я снова встретил его. Он катил на дребезжащем древнем велосипеде по каменистой дорожке, ведущей к вольеру львов. Я только что расправился с густой крапивой, которая норовила заполонить дорожку, и устроил долгожданный перекур.
– Привет! – пронзительным голосом крикнул Билли, резко нажимая на тормоза, так что чуть не вылетел из седла.
Его длинные неуклюжие ноги уперлись в землю, губы растянулись в дурацкой улыбке.
– Привет, – осторожно отозвался я.
– Чем ты тут занят?
– С крапивой сражаюсь.
– Ненавижу эту работенку, – заявил Билли. – Обязательно обстрекаюсь, притом в самых неожиданных местах.
– Я тоже, – с чувством ответил я.
Билли беспокойно оглянулся по сторонам.
– Послушай, – произнес он заговорщицким шепотом, – у тебя сигаретки не найдется?
– Найдется. – Я протянул ему сигарету.
Он неумело закурил и принялся отчаянно дымить.
– Только никому не говори, ладно? Мне не разрешают курить.
– Далеко направляешься? – спросил я.
Билли поперхнулся дымом и закашлялся, из глаз его покатились слезы.
– Хорошая сигарета – это здорово, – хрипло вымолвил он.
– Не вижу, чтобы тебе было так уж здорово.
– Что ты, отлично!
– Ну, так куда же ты направляешься? – повторил я.
– Да вот тебя решил проведать, – ответил он, показывая на меня размокшей от слюны сигаретой.
– В самом деле? А зачем же я тебе понадобился?
– Старикан приглашает тебя сегодня вечером на стаканчик.
Я вытаращил глаза от удивления.
– Твой отец приглашает меня на стаканчик? – озадаченно переспросил я. – Ты серьезно?
Одержимый повторным приступом кашля после новой затяжки. Билли только лихорадочно закивал в ответ, тряся рыжей шевелюрой.
– Допустим, но с какой стати он приглашает меня на стаканчик? – продолжал я недоумевать.
– Полагает... – через силу выговорил Билли, – полагает, что ты будешь оказывать на меня благотворное влияние.
– Господи, я не собираюсь ни на кого оказывать благотворное влияние. И вообще, где же тут благотворное влияние, если я дал тебе сигарету, хотя тебе не разрешают курить.
– Никому не говори, – прохрипел Билли. – Секрет. Ну, пока – до половины седьмого.
Продолжая давиться и кашлять, он скрылся в кустах на своем ржавом велосипеде.
Итак, в шесть часов вечера я натянул свои единственные приличные брюки, повязал галстук, надел пиджак и явился в апартаменты семейства Билов, которые занимали часть здания дирекции. Хотя другие работники зоопарка заверили меня, что под грубой внешностью капитана Била скрывается золотое сердце, мне все же было страшновато: как-никак, он директор, в я самая мелкая сошка.
Дверь открыла миссис Бил, очаровательная женщина, излучающая нерушимое спокойствие.
– Входите, входите, – сказала она, ласково улыбаясь – Вы разрешите называть вас просто Джерри? Билли вас только так называет. Проходите... капитан в гостиной.
Она проводила меня в уютную просторную комнату. В углу, в огромном кресле, почти совершенно скрытое вечерней газетой, было простерто могучее тело капитана Била. Под глухой рокот, предвещавший вулканическое извержение, газета шуршала и шелестела, вздымаясь и опадая в лад капитанскому дыханию.
– Боже мой, – сказала миссис Бил. – Извините, он заснул. Вильям! Вильям! Джерри Даррел пришел.
Раздался шум, как от столкновения нескольких товарных поездов, и капитан могучим левиафаном вынырнул из-под газеты.
Он крякнул, поправил очки и воззрился на меня.
– Даррел? Ах, Даррел! Рад познакомиться. Я хотел сказать, рад вас видеть.