Кавказцы злобно зашипели и вынули кинжалы. Один шагнул к толпе и пригрозил:
— Кто двинется, кишки выпущу.
Но толпа становилась все гуще, и люди в ней делались все смелее. Какой-то рослый цеховик обратился к своим:
— Ребята, как так? У нас на глазах одноверца жизни лишают, а мы буркалы пялим? А ну подмогнем!
И тут же зазвездил туземцу с кинжалом в ухо. Тот рухнул на тротуар, а толпа, воодушевившись, бросилась на остальных абреков. Те пытались отбиться, но куда там. Мужики сомкнули круг и принялись месить «черкесов» руками и ногами. Со стороны полицейского управления послышались свистки и прибежали городовые — им тоже досталось! Под шумок Алексей Николаевич выбрался во двор, боком-боком шмыгнул в калитку и быстро зашагал прочь.
Он явился на Спасо-Лютеранскую улицу и велел разбудить хозяйку. Вышла удивленная Елена Валерьевна, в кокетливом пеньюаре и заспанная.
— Алексей Николаевич? Что случилось? И почему в такую рань?
— А вот, — гость протянул хозяйке клочок картона.
— Моя визитная карта? Откуда она у вас? Ах, я же вам давала тогда, в «Деко».
— Это другая. Курьер принес утром. И сообщил, будто бы вы меня ждете. Срочно.
Он рассказал Тальянской, что с ним произошло четверть часа назад. Женщина только ахала. Разумеется, никаких встреч Лыкову она не назначала. И как в руках у бандитов оказалась ее визитка, не знала.
Прощаясь, Алексей Николаевич спросил:
— А что Ядвига Андреевна? Я на днях покидаю Иркутск, передайте ей поклон от меня.
— Передам, когда увижу, — ответила Тальянская. — Ядвига уехала на воды в Пятигорск с новым кавалером, еще неделю назад.
— Ну-ну… — пробормотал обескураженный сыщик и ушел.
Полиция пыталась дознать нападение на полицейского чиновника из Петербурга, но не преуспела. Очевидно, что ваньку, дожидавшегося у «Деко», подослали бандиты. Тот должен был взять пассажира и привезти его прямо к кинжальщикам. Лыков, пойдя пешком, спас себе жизнь.
В очередной раз коллежский советник сказал себе: не связывайся с польками!
Еще он вынужден был признать, что отомстить убийце Саблина не получится. Улик против Фиксы нет, бандит укатил в Селенгинск и останется безнаказанным.
Удивительно, но на Азвестопуло никто нападать не собирался. Сергей свободно ходил по улицам, участвовал в допросах и очных ставках, а по вечерам понтировал в ресторане «Модерн». Причем всегда оказывался в плюсе, так, что даже скопил к отъезду пятьсот рублей! Еще по секрету титулярный советник показал шефу золотой самородок, который он спер из Илимска, когда обыскивал караван-сарай. Кусок высокопробного золота чуть не в полфунта весом отливал на свету… Все же у лыковского помощника была очевидная коммерческая жилка. Такой, если вылетит со службы престолотечеству, не пропадет.
Алексей Николаевич похоронил Саблина на Знаменской горе, в ограде Борисоглебского кладбища, в хорошем месте, рядом с часовней. Еще он сходил в окружной госпиталь и попросил начальника не оставлять уходом Авдотью до последнего ее вздоха. А когда преставится, положить рядом с супругом.
Сыщики выбрали время и съездили на Байкал. Полдня они гуляли по берегу, любовались Саянами на той стороне, пили из горсти необыкновенно вкусную байкальскую воду. Пора было домой, и питерцы прощались с этим удивительным местом.
Лыков совершал по Иркутску последние прогулки. Город в дуге быстрой и чистой Ангары начал ему нравиться именно сейчас, когда командировка заканчивалась. Деревянные дома непривычной архитектуры, с обязательными ставнями. Храмы столь же необычного «сибирского» стиля. Множество магазинов, пассажей и лавок при почти полном отсутствии фабрик с заводами. 1763 торговых заведения! Немощеные полупустые улицы, оживленные только на базарах. Веселые обыватели и хмурые буряты. Стаи уток на острове Любви. Очередь старателей в золотоплавильную лабораторию, каждый из которых пытается узнать, сколько намыл сосед. Роскошь Большой улицы и гнилушки Знаменского предместья. Когда еще Алексей Николаевич сюда приедет? Скорее всего уже никогда.
Коллежский советник подписал акт дознания. Потом питерцы устроили прощальный банкет для иркутян в ресторане «Купеческого подворья». Были приглашены Кузьмин-Караваев, Самохвалов, Бойчевский и Аулин. Алексей Николаевич захотел на прощание отведать тарасуна
[63]. Официант лишь развел руками. Коллежский советник по-приятельски обратился к полицмейстеру:
— Василий Адрианович, когда еще? Будьте добры…
Бойчевский кивнул, и заветная бутыль вскоре появилась. Действительно, тарасун отдавал навозом, но это лишь придавало ему экзотический оттенок.
Крепкие напитки текли рекой, звучали приятные речи. Местные обещали камня на камне не оставить от империи Нико. Начало положено, вот сейчас допьем и завершим…
Наконец пришел час расставаться с Иркутском. Лыков с Азвестопуло заняли купе скорого поезда № 1. Поезд отъезжал в Москву в 10 часов 11 минут утра каждые вторник, четверг, субботу и воскресенье. Бернард Яковлевич явился на вокзал проводить их. Он снова улыбался.
— Новость сорока на хвосте принесла. Помните Мишку Глухова, иркутского Робин Гуда?
— Помним, и что?
— Когда начали мы тут мести всех подряд, Мишка сбежал. Не стал дожидаться. И вот прислал чекушку
[64] моему осведу. Он перебрался в Нижний Новгород, поселился близ Сибирской пристани и пьет там водку с землемерами.
— Почему именно с землемерами? — спросил Лыков.
— Он же был топограф.
Азвестопуло встрял со своим:
— Мишка Глухов — порядочный, я с ним лично знаком.
Главный иркутский сыщик поддакнул:
— И я рад, что Глухов сбежал. Не хотелось, честно говоря, его арестовывать.
Звякнул колокол, до отправления осталось пять минут. Аулин простился и ушел. Титулярный советник забросил на полку саквояж и глубокомысленно процитировал известную воровскую песню «Погиб я, мальчишечка»:
— Две пары портянок,
Кандалы надеты
И в Сибирь готов!
Начальник укоризненно хмыкнул:
— Что, никак не выйдешь из образа Сереги Сапера?
— А весело там было, — отозвался грек. — Только страшно. Вдруг в этом Илимске кто-нибудь опознал бы чиновника особых поручений? Кричи не кричи, а помощь не придет… Потому — урман
[66].