— Я товарища возьму, он караульщиком в Тюрюминских торговых рядах. Можно?
— Бери кого хочешь, но спрос будет с тебя, — сказал Лыков. — Я распоряжусь, вам выдадут револьверы.
— А у меня есть, — шепотом признался парень.
— Тогда узаконим. Ну, по рукам?
К вечеру два новых дворника уже стояли на посту. Старшему была фамилия Иванов, младшему — Петров. Так вдова обзавелась сторожами. Алексею Николаевичу сделалось спокойнее.
Глава 8
Беседа в охранном отделении
Лыков уже намылился в спальню к Ядвиге, когда в дверь постучали. Иванов крикнул снаружи:
— Ваше высокоблагородие, к вам сыскной.
— Впусти.
Вошел Франчук.
— Алексей Николаич, извините, что так поздно.
— Что случилось, Федор Степанович? Полицмейстер вызывает?
— Да нет, я по другому делу.
Надзиратель помялся и выговорил, смущаясь:
— Вас приглашает на беседу начальник Иркутского охранного отделения ротмистр Самохвалов.
— Вот как? А почему передаете приглашение вы?
— Ну…
Франчук смотрел, ожидая, что питерец сам догадается.
— Вы их человек в полиции?
— Так точно.
— Бойчевский с Аулиным знают?
— Нет, это секрет. Вы уж не выдавайте.
— Хм. И что нужно Самохвалову?
— Он хочет ввести вас в курс дела с кавказскими ребятами. В полиции вам не все рассказали. Там много есть чего добавить.
— Жандарм готов помочь сыщику? — удивился коллежский советник. — Не часто, но случается.
— У вас один начальник, генерал Курлов, — напомнил Франчук. — Полагаю, он дал команду корпусу жандармов оказать содействие. Учитывая, что творится в иркутской полиции, это пойдет вам на пользу.
— А что творится у вас в полиции?
— Вот ротмистр и расскажет.
Лыков быстро оделся, сунул браунинг в кобуру и вышел вместе с надзирателем. На улице стояла пролетка с поднятым верхом. Как только полицейские сели, экипаж сразу тронулся.
Они ехали полчаса. Когда вышли, Алексей Николаевич осмотрелся. Темная улица без единого фонаря, лает собака, неподалеку пьяный голос выводит матерную частушку.
— Мы где?
— На Покровской, позади военного госпиталя. Вот сюда пожалуйте.
Лыков шагнул в приоткрытую дверь и скоро оказался в освещенной комнате с мещанской обстановкой. Навстречу ему поднялся мужчина в штатском, среднего роста, неброской наружности.
— Спасибо, что пришли, господин Лыков. Я ротмистр Самохвалов. Выполняю предписание генерал-майора Курлова помочь в поиске номеров для беглых. Прикажете чаю?
— Не откажусь. Зовите меня Алексей Николаевич. А вас как?
— Александр Ильич.
Два человека сели напротив, внимательно разглядывая друг друга. Франчук пристроился сбоку. Было видно, что он тут свой человек.
— Ваша квартира?
— Одна из трех, — пояснил ротмистр.
— Ну. Начинайте. Федор Степанович сказал, что полиция про кавказское засилье сообщила мне далеко не все. И вы можете многое дополнить.
— Так и есть. Вы интересовались у Аулина господином по фамилии Ононашвили. А знаете, что это за фрукт?
— Атаман иркутских горцев.
Самохвалов вынул из кармана исписанные листки и зашелестел ими.
— Если бы просто атаман. Скорее, он падишах. Не обычный «иван», а то, что у них называется «иван иваныч».
— Даже так? — поразился Лыков. — В столицах эдаких уже давно не осталось. Их вывели еще двадцать лет назад.
— А в Иркутске есть. Вы послушайте…
Начальник охранного отделения нацепил очки и стал похож на гимназического учителя.
— Николай Соломонович Ононашвили, иркутский мещанин тысяча восемьсот пятьдесят пятого года рождения. Родился в семье пастуха в Сигнакском уезде Тифлисской губернии. В тысяча восемьсот восьмидесятом году осужден к ссылке на поселение в Сибирь за покушение на убийство с целью грабежа. Обосновался в Иркутске и начал тут потихоньку разбойничать. Но хитро, так, что полиция долго ничего не подозревала. Орудовал под прикрытием легальной деятельности. Рос постепенно. Сначала Ононашвили открыл пивную, потом трактир в Глазкове, потом номера для приезжих. И стал прибирать к рукам земляков. У него выдающиеся организаторские способности. Деньги Нико ворованные, с грабежей; на них кровь. Однако внешне все шло чин чином. Нико давал средства в долг грузинам, и те открывали по городу пивные, квасные, чаевые и тому подобные заведения. А он в них совладелец. Сейчас Иркутск покрыт целой сетью притонов. Шагу ступить негде, чтобы не попасть на очередной. Аулин вам чуток о них рассказал, и вы даже делали на днях облаву. И никого не поймали. Так?
— Так, — подтвердил Лыков. — А вы? Почему не помогли хотя бы информацией?
— Информацией? — переспросил Самохвалов. — Это теперь в Петербурге так выражаются? Надо будет вставить в рапорт.
— И все же: почему?
— Видите ли, Алексей Николаевич… По закону, что вам хорошо известно, жандармам запрещено заниматься уголовными преступлениями. Только политическими. Мы и не лезем. Нам удалось внедрить своих агентов в окружение Нико. Не в самый близкий круг, но кое-какие сведения мы уже давно получаем. Сначала по приказу начальника ГЖУ полковника Познанского я… информовал?
— Информировал.
— … информировал о них полицмейстера. Тогда еще им был капитан Никольский, не к ночи будь помянут этот человек.
Ротмистр вдруг возмущенно хлопнул себя по коленям:
— Представляете: будучи на такой должности, он лично руководил аферами по реализации поддельных банкнот! А насчет взяток Никольскому просто равных не было… Его сменил Баранов, против которого сейчас возбуждено уголовное преследование. За компанию с ним идут бывший пристав Первой части Арцебашев и бывший пристав Второй части Римский-Корсаков. Тоже аферисты высший сорт. Такая у нас в Иркутске полиция! И вот мы заметили, что наши сообщения становятся известны преступникам. Потом убили лучшего осведомителя, он был поваром холодного буфета в ресторане «Южный Кавказ». Ясно, что его раскрыли из-за нашей откровенности с городским управлением. Повторюсь: полиция в этом городе давно сгнила. Вон хоть у Франчука спросите.
Надзиратель кивнул с кислым видом.
— А Бойчевский с Аулиным? — спросил коллежский советник.
— Что? Честны ли они?
— Да.
— Аулин, на наш взгляд, служит на совесть. Ну, берет кое-что по мелочи. Так все берут! Бернард Яковлевич по крайней мере не дает спуску кавказцам. И не ест с их ладони. Однако его должность не самая видная, все решается наверху. А там…