Обладатели сокровищ прячутся в тени по вполне понятным причинам. Кому охота, чтобы его ограбили или посадили? К сожалению, обстановка в обществе нестабильна. Что же остается делать? Ну кто поручится за завтрашний день даже в Америке? Нет, лучше уж сидеть тихо. Павел Завьялов так и поступил и пока не пожалел об этом. Преступником он себя не считал и смеялся, когда его так называемых коллег именовали этим словом. Ну какие они преступники? Он, во всяком случае, не грабил и не убивал. За него все делали посредники, тоже профессионалы в своем деле, которым Завьялов хорошо платил, и подпольный музей пополнялся шедеврами искусства. В марте 2001 года к другим картинам присоединилось полотно Жана Леона Жерома «Бассейн в гареме». Он следил по телевизору за поисками этой картины и посмеивался про себя. Мимо его тульского дома каждый день проезжала полицейская машина, и Завьялову хотелось крикнуть: «Эй, вы, тупоголовые! Она у меня! Слышите? Она у меня!» Естественно, Павел ничего не кричал, и автомобиль не останавливался возле особняка известного предпринимателя. Кому придет в голову его подозревать?
Каждый вечер Завьялов, приезжая на болота, спускался по винтовой лестнице в храм искусства, как он сам его называл, и при свете многочисленных люстр любовался своим детищем. Да, это было его детище, создаваемое с любовью и страстью. Страсть всегда поглощает собирателя целиком.
Ради пополнения коллекции Павел был готов объехать полмира и расстаться со всеми своими сбережениями. Людям, далеким от этого, никогда не понять: зачем тратить столько усилий, если добытые раритеты все равно никому не покажешь? Впрочем, однажды он рискнул и постарался разделить радость обладания сокровищами с одним человеком… Павел любил все красивое. Его всегда окружали самые привлекательные женщины страны. В свои сорок он все еще не был женат официально, но (он в этом себе не признавался) не только потому, что возлюбленную нужно было содержать на деньги, добытые от продажи картин, а потому, что к этому времени привык менять представительниц прекрасного пола как перчатки. Когда он решится удовлетвориться какой-нибудь из них и убедиться, что его чувства достаточно крепки и продержатся длительное время, тогда — что ж — он сделает предложение (наверное!) и обзаведется законными детьми. Надо признаться, однажды у Завьялова возникла такая мысль. С шикарной блондинкой Натальей он познакомился на вернисаже. Женщина показалась ему в меру умной и чертовски привлекательной. Через неделю коллекционер понял: она — то, что он так долго искал в этой жизни. В тот же вечер Павел решил (наверное, сказалось количество выпитого) пригласить ее к себе в подмосковный особняк и продемонстрировать подпольный музей. И чуть не сделал этого — осел, идиот! Как он потом корил себя за легкомыслие! Лишь счастливый случай спас его от катастрофы. Женщина попросилась в туалет, бросив на столе маленькую сумочку. Какой-то внутренний голос приказал ему открыть чужую вещь, хотя раньше он никогда этого не делал. То, что увидел Завьялов, повергло его в шок. Наталья оказалась капитаном полиции. Разумеется, ей не суждено было насладиться произведениями искусства. Ее смерть стала легкой и даже приятной — так его убедили верные слуги. Труп молодой женщины ее коллеги так и не нашли — до сих пор он мирно покоился в болоте неподалеку от дома. На его счастье, ни одна живая душа не знала, что в тот день она едет к нему. С тех пор прошло два года. Иногда по ночам Павла мучили угрызения совести и сомнения. А вдруг Наталья и в самом деле полюбила его и хотела познакомиться поближе? Ведь она никому не рассказала, куда собирается в тот вечер. Выходит, не на задание отправлялась. Выходит, он ошибся? Проклятая коллекция заставляла бояться всех и каждого и не доверять даже собственной тени. Однако мучившаяся совесть быстро замолкала. Как говорится, что сделано, то сделано, а все, что ни делается, — к лучшему. С тех пор Завьялов старался не увлекаться, чтобы не совершить еще одну ошибку. Его мать, его жена, его ребенок — это музей. В настоящее время Павел собирался пополнить его одним бесценным экземпляром. В общем, жизнью своей он был вполне доволен и пока не планировал ничего менять. Однако — Завьялов вынужден был в этом признаться — белокурая незнакомка с зелеными глазами заставила сильнее биться его сердце. Кто она такая? Как попала в этот безлюдный болотистый край? В сказку об изучении флоры и фауны коллекционер не поверил сразу. Об этом он сказал начальнику охраны Петру Прохорову, которому доверял, как самому себе.
— Странно, как они могли заблудиться, — поддакнул начальник охраны. — При обыске я нашел у них мобильные с навигаторами.
— Это не улика, — задумчиво проговорил Завьялов. — Интернет здесь почти не ловит. Надо знать места.
— Так вы думаете, что они и правда могли заблудиться? — удивился Петр. Он знал о недоверчивости своего босса.
— Вряд ли, — проговорил Павел. — Отправляясь в такое путешествие, карту изучают как свои пять пальцев. Меня беспокоит, что эти двое явились сюда за экспонатом из моей коллекции или чтобы все разнюхать. Но кто знает об этом месте? Кто их послал?
Петр облизнул толстые потрескавшиеся губы:
— Так давайте все выясним и привлечем их для нашего бизнеса. Вы же не станете ничего отменять ради двух проходимцев?
— Камеры сфотографировали их, — продолжал Завьялов. — Отправь их нашим, и пусть пробьют по базам. Чует мое сердце, эти двое уже засветились. И пусть сделают это как можно быстрее. К восходу солнца мне нужно сообразить, как себя с ними вести.
— Слушаюсь, — ответил Петр и удалился. Павел прилег на кожаный диван и задремал. Он решил расслабиться хотя бы на час, хотя бы час не думать о возможной угрозе. Если его гости опасны, он успеет подготовиться к поединку с ними.
Глава 16
1552 год. Тула
Полгода пролетело незаметно, и правление Девлет Гирея в этот период нельзя было назвать безоблачным. Кое-кто из татарской знати так и ждал удобного момента, чтобы посадить на трон своего хана, и Девлет Гирей, подумав, решил, что его мысли о новой войне с Иваном IV, венчавшимся на царство за пять лет до того, как ему удалось завладеть крымским троном, текут в правильном направлении. Нет ничего лучше для отвлечения внимания не совсем довольного народа, чем развязать войну. Тогда придворные интриги утихнут сами собой. Кроме того, война поправила бы экономику Крыма и дала бы возможность вымогать у соседей дань за обещание прекращения набегов. И, честно говоря, новый царь раздражал. Он уже дважды ходил на Казань в надежде подчинить ханство своей власти. Оба похода окончились неудачно, но это не остановило Ивана. Он решил просто поменять тактику — создать крепость в устье реки Свияги и пугать непокорных казанцев близостью к их землям. Вскоре царю удалось посадить на казанский трон преданного человека, но у того, не умевшего ладить с народом, не получилось удержать власть. Иван IV вознамерился сменить его новым, тоже преданным ему, и присоединить Казань к Русскому государству. Кровопролитного боя избежать не удалось, но Казань все же присоединили. Девлет Гирей боялся, что царь точно так же поступит и с Крымом. Ушлые соглядатаи вспоминали высказывания русского царя, действительно мечтавшего о полуострове. Нужно было сделать все, чтобы не допустить усиления его влияния. Узнав, что Иван IV отправляется с полками под Казань, а следовательно, его не будет в Москве, крымский хан решил, что настало и его время. Он не сильно ошибся: царь действительно собирал под Казанью войско. Однако дальновидность Ивана IV, которую Девлет Гирей списал со счетов, позволила ему правильно оценить обстановку. До него тоже доходили вести о честолюбивых замыслах Девлет Гирея. Решив не торопиться, русский царь спокойно дошел до Коломны и осел там в ожидании гонцов из Крыма. Этого Девлет не знал, и поэтому жарким крымским летом он с многочисленным войском выступил из Бахчисарая и направился на Москву. Татарские воины двигались по извилистым дорогам, поросшим по бокам густой изумрудной травой, из которой, как огоньки, выглядывали желтые одуванчики, беспощадно срезаемые лезвием кривой крымской сабли, и изредка вступали в бой с отдельными отрядами русских, возникавших на их пути. Хан приказал беречь силы, и янычары в основном упивались скачками по широким степям, пропахшим полынью и чабрецом, перепрыгивая с одной лошади на другую, переходили вброд русские реки с берегами, заросшими осокой и камышом. Крымский хан основательно подготовился к походу. Он вывел в поход почти все взрослое население — десятки тысяч конных воинов: дома остались лишь дети и подростки моложе пятнадцати лет. Девлет надеялся привлечь еще орды, кочевавшие по степям, увеличив численность войска. Однако он не знал, что сведения о его переходе через Северный Донец уже дошли до Ивана IV, и царь, остановившись на берегу неширокой Оки, позаботился о том, чтобы татарское войско не проникло вглубь. Но Девлет даже не предвидел такого шага со стороны своего недруга. Сидя в широкой повозке, запряженной добрыми мускулистыми конями, облаченный поверх халата в другой суконный халат, подбитый мехом лисицы, в красных сапогах из сафьяна, он любовался воинами, одетыми в короткие рубахи из бумажной ткани, кальсоны и шаровары из полосатого сукна. На поясе каждого висели сабля и нож, за плечом — лук с колчаном. Конница всегда была основной силой татар. Быстрой, маневренной, обладающей вековым опытом ведения боя, ей не было равных. В степи каждый мужчина был отличным наездником и стрелком из лука. Воин впитал знания военного дела с молоком матери. С детства их приучали к трудностям, неприхотливости в еде, умении добывать пищу (именно поэтому при них всегда был кремень), ловкости и смелости. А уж наездники они непревзойденные! Во время скачки самой крупной рысью мужчины перепрыгивали с одного коня, выбившегося из сил, на другого, которого держали на поводу для того, чтобы быстрее убегать, когда их преследовали. Добрые кони, не чувствуя под собой всадника, переходили на правую сторону от своего хозяина и шли рядом с ним, ожидая, пока он проворно вскочит на одного из них. Послушные лошади не были красивы: плохо сложенные, коротконогие, меньше обычных, но страшно выносливые. За многочисленными повозками с едой и вещами горделиво шли верблюды. Проведший долгие годы на востоке, хан оценил качества этих животных, считавшихся у русских экзотическими. Как ни хороши лошади, они чаще хотели есть и пить, чем верблюды, и вряд ли унесли бы столько поклажи. Девлет знал, что самым слабым местом в татарском войске всегда была нехватка огнестрельного оружия, и постарался, чтобы на сей раз они не испытывали в этом недостатка. Шутка ли — штурмовать укрепленные города! Здесь без огнестрельного оружия никак не справиться. Он потрогал рукой кожаную котомку, в которой лежала заветная сабля. Через несколько дней ее ожидало боевое крещение. Когда гонец доложил ему, что войско русских стоит на Оке, Девлет был огорошен. Он приказал остановиться, чтобы передохнуть, и быстро собрал в шатре военный совет.