А наутро у детей обнаружилась сыпь.
— Мам, чешется.
Я варила кашу, когда Стас подошел ко мне и подергал за пижамную штанину.
— Комарик укусил? — машинально спросила я, не придавая значения времени года, мало ли кто под батареями оттаял!
— Нет, мам, не комарик. Акула, наверное! Вот, смотри!
— И меня, и меня акула! — дружно подхватили Ярик с Ольгой, до того клюющие носом за столом.
Я выключила кашу, повернулась к ним и с изумлением уставилась на демонстрируемые мне красные пятна на руках, на груди, на спине…
Спустя сорок минут я уже мчалась на такси в “Тишину” — забрать машину, переговорить с Максом, раздать ц/у и скорее, скорее обратно. Температуры у детей не было, ничего нигде не болело — но это же мои дети! У моих детей не бывает сыпи, они не кашляют, не подхватывают насморк, не валяются после завтрака сонные и несчастные на диване, когда на дворе уже белый день (да, семь утра — это белый день!).
Участкового врача мне пообещали к одиннадцати. Мария Егоровна, ангел божий, поднялась к нам без малейших вопросов, так что я все успею, я все смогу, и все у всех будет хорошо. Передышка? Какая передышка? Да кому она вообще нужна эта передышка?
— Лен, ты моего старшего администратора не видела? — поинтересовался Елистратов вместо “здрасте”, когда я вломилась к нему в кабинет.
Я пошевелила мозгами, вспомнила, что причесывалась на ходу, одевалась на бегу, краситься в принципе сочла бесполезной тратой времени, зубы чистила на кухне, параллельно с кормежкой, а потому зеркал на моем пути не попадалось, так что честно призналась:
— Сегодня еще нет.
— Вот и я его что-то не вижу… Что стряслось-то опять, Колобок?
— Макс, я на больничный.
— Для больной у тебя слишком пышущий здоровьем вид.
— Я с детьми!
— А Ада для ребенка не великовата?
— Макс, я тебя стукну!
Тут Елистратов удивился. Смерил меня взглядом с головы до ног, будто пытался убедиться, что все это не дурацкая шутка.
— Твои дети не болеют!
У меня вырвался смешок — нервно-истеричный — но все же смешок. И я стекла в кресло для посетителей и, окончательно обнаглев, притянула к себе чашку с еще нетронутым елистратовским кофе.
— Рассказывай, — распорядился шеф, по совместительству еще и крестный, никак не отреагировав на этот акт полного обнагления подчиненных.
Я в ответ скривилась, будто вместо любимого капучино мне предложили черный без сахара.
Хм, а ведь действительно — черный без сахара. Вкусно!
— Потом. Пока толком ничего не понятно, кроме сыпи, никаких проблем нет. Но обсыпало щедро. Ждем врача, но я подозреваю, что за час эта ерунда сама собой не рассосется.
— Лен, может, тебе сейчас в отпуск, а не в мае? — задумчиво озаботился Макс.
— Тебе лишь бы больничный мне не оплачивать. Первый за три с половиной года, между прочим!
Я прикрыла глаза и блаженно выдохнула — дома на кофе не было ни секундочки. И сейчас, когда сей божественный нектар пробежал по пищеводу и приятной теплотой плюхнулся в желудок, мне реально полегчало.
— Вот так вот сделаешь себе раз в жизни кофе… — задумчиво протянул дорогой шеф, и я удивленно хлопнула глазами. Точно, Макс ведь чай по жизни пьет. Ну, значит, это однозначно было для меня!
— Кофе вредит вашему организму, — наставительно заметила я. — А если серьезно, Максим Михайлович, я указания сейчас всем раздам, у нас так-то все в штатном режиме, Филлипыч сегодня выгу…
— Лен, — мягко, но твердо перебил меня Елистратов. — Сгинь уже, а? И давай без указаний — просто, тихонечко, запасным выходом, чтобы никто тебя не увидел и не задержал. И — это еще страшнее — чтобы ты сама никого не увидела и не задержала. Договорились?
— Я тебя люблю, Елистратов, — растроганно призналась я и утерла скупую слезу.
Скупую отсутствующую слезу.
— Катись, Колобок, — вздохнул начальник и пошел заваривать себе чай.
Обернулся и бросил через плечо:
— Вечером позвонишь и отчитаешься! Обо всём. В том числе, как ты вчера с Мирославом нашим Радомиловичем Азором покаталась!
Нет, можно было бы, конечно, и попытаться качнуть права. Но обстановка таки не располагала. Так что я молча козырнула, щелкнула каблуками и покинула Максима.
Вовремя покинула — он как раз себе чай сделал.
А у меня с утра, если что, на чай тоже ни минуточки не нашлось.
Вообще я к начальственным пожеланиям отношусь очень серьезно. Я в принципе хороший работник — дотошный, исполнительный, организованный, но не лишенный инициативы… скромный, конечно же! Иногда даже чересчур, может пора прибавку потребовать? Ну или хоть премию там какую, за вредность.
Это к тому, что раз шеф сказал валить огородами — я и рада стараться! И ничто меня не остановит! Даже синеглазое препятствие, встретившееся мне на лестничной площадке между вторым и третьим этажом. Это разве что задержит. Капельку.
— Добрый день, Мирослав Радомилович, — автоматом брякнула я, замирая на ступеньках.
— Привет, Лена, — смеясь глазами отозвался Азор.
Он сегодня выглядел иначе — строгий костюм сменили джинсы и серый свитер с пресловутыми оленями. Ну прям не столичный интервент, а образцово-показательный турист на законном отдыхе. Может нам его пофоткать? В домике, в тяжелом кресле, у камина, собачку в ноги, улыбчивую девицу — в руки, и готовая реклама прекрасной базы отдыха “Тишина”! И подпись: “Там, где сказка становится былью”…
Ладно, “на ты” так “на ты”.
— Это хорошо, что я тебя встретила, — известила я, отгоняя прочь планы по использованию захватчиков в маркетинговых целях. — Извини, но сегодня вечером я опять не смогу. Семейный форс-мажор.
— Очень жаль, — сказал Мирослав и шагнул на ступеньку, становясь чуть ближе ко мне. Внутри от этого простого движения что-то странно екнуло. — Завтра?
— Не уверена, что до завтра разрулю…
— Послезавтра?
Еще ступенька. Я против воли сглотнула под гипнотическим взглядом.
— Давай я тебе сама позвоню, когда все разрешится? В анкете, которую заполняли при заселении, указан номер.
Еще ступенька — и он оказался на одном уровне со мной, хоть и стоял ниже.
— Хорошо, — удивительно легко согласился мужчина, как будто бы его не отфутболили уже в который раз. — Я буду ждать.
И я выдохнула с небольшим облегчением, потому что я действительно хотела встретиться — разве я виновата, что все так выходит? — но при этом совершенно не хотела объясняться и оправдываться.
За сим можно было бы посчитать разговор завершенным, просочиться мимо и растаять в особенно прозрачном зимой воздухе, но вместо этого я почему-то спросила: