Хранительница книг из Аушвица - читать онлайн книгу. Автор: Антонио Итурбе cтр.№ 101

— Я из Аушвица, — заявляет одна. — Ничто не может быть хуже.

Другие женщины ничего не говорят. Это их не убеждает. Эту логику они не воспринимают. За последние годы они имели возможность убедиться в том, что ужас дна не имеет. Они не верят. Они как ошпаренные кипятком кошки, которые бегут от холодной воды. Опасаются. Однако самое жуткое во всем этом — то, что они будут правы.

Расстояние от Гамбурга до Берген-Бельзена совсем невелико, но поезду понадобится несколько долгих часов хода, прежде чем он с зубовным скрежетом остановится. Со станции до женского лагеря они идут пешком, в сопровождении представительниц женского подразделения охраны СС, которые их яростно толкают и осыпают самыми грязными ругательствами. Во взглядах — синяя поволока. Одна из заключенных посмотрела на охранницу, а та плюнула ей в лицо: нечего смотреть, отведи взгляд.

— Свинья, — шепчет себе под нос Дита. Ее мать тут же щиплет ее в бок, чтобы умолкла.

Дита задается вопросом: почему же они так злобно обращаются с узницами? Ведь это узницы — унижены, лишены всего, только что ступили на территорию лагеря и никому ничего плохого не сделали, да и не будут делать ничего, кроме как повиноваться и до изнеможения работать на Рейх, не выдвигая никаких требований. Однако эти кряжистые девахи — сытые, в удобной одежде, — сущие фурии. У нее это в голове не укладывается. Охранницы орут, колотят по ребрам дубинками, оскорбляют самыми грязными ругательствами и яростно кидаются на только прибывших покорных им женщин. В очередной раз Дита изумляется раздражению агрессора, гневу и ярости по отношению к тому, кто не сделал ничего плохого.

Когда все построились, появляется старшая надзирательница. Высокая блондинка с широкими плечами и квадратной челюстью. Во всех ее движениях сквозит уверенность человека, привыкшего отдавать приказы, а также к их немедленному исполнению. Громоподобным голосом она сообщает им о категорическом, под страхом смерти запрете выходить из барака после сигнала отбоя, который звучит в семь вечера. Потом замолкает и жадно прочесывает взглядом ряды женщин, которые смотрят прямо перед собой.

Одна молодая девушка допускает неосторожность взглянуть ей в глаза, после чего надзирательница в два прыжка оказывается прямо перед ней и вцепляется ей в волосы. Волоком вытаскивает ее из ряда и швыряет на землю перед строем. Хотя и создается впечатление, что на эту сцену никто не смотрит, но все ее видят. Она бьет девушку дубинкой один раз. Потом другой. И еще. Девушка не кричит, только всхлипывает. После пятого удара она уже не всхлипывает, а тихо стонет. Другие не слышат, что говорит ей надзирательница, наклонившись к ее уху, но узница встает, орошая землю кровью, и, шатаясь, возвращается на свое место в строю.

Старшую надзирательницу Берген-Бельзена зовут Элизабет Фолькенрат. Освоив профессию надзирательницы в Равенсбрюке, она прошла через Аушвиц, где выковала себе железную репутацию за счет той легкости, с которой отдавала приказы казнить через повешение за любую самую малую провинность. В начале 1945 года ее перевели в Берген-Бельзен.

По пути колонна узниц проходит через несколько огороженных участков, на которых расположены различные лагеря, или зоны, о которых им еще только предстоит узнать. Мужской лагерь, звездный лагерь, где содержатся заключенные, предназначенные для обмена на немецких военнопленных, нейтральный лагерь для нескольких сотен евреев с паспортами нейтральных стран, карантинный лагерь, предназначенный для заболевших тифом, венгерский лагерь, а также внушающий особый ужас лагерь-тюрьма, который на самом деле есть не что иное, как зона истребления, куда помещают больных заключенных из других, производственных, лагерей и где их заставляют работать в экстремальных условиях, чтобы выжать из них последние силы и тем самым обречь на смерть в считанные дни.

Наконец колонна доходит до небольшой женской зоны, которую обустроили на пустыре рядом с основным концлагерем явно в спешке, в силу возникшей необходимости: прибытия целого вала заключенных, депортированных за последние месяцы из других лагерей в Берген-Бельзен. Это временный лагерь со сборными бараками — без водопровода и канализации. Ничего, кроме четырех тонких стенок из дерева.

В бараке, в который определили Диту и ее маму наряду с еще полусотней женщин, нет ужина, нет коек, а от одеял разит мочой. Спать устраиваются на полу, да и тот уже практически весь занят.

Берген-Бельзен создавался как лагерь для военнопленных и входил в сферу ответственности вермахта, но наступление русских в Польше повлекло за собой массовую депортацию заключенных из расположенных на польской земле концлагерей в Берген-Бельзен и передачу контроля над ним войскам СС. Новые транспорты прибывают безостановочно, в силу чего инфраструктура лагеря уже не справляется. Скученность, нехватка продовольствия и отсутствие условий для личной гигиены приводят к взрывному росту массовой гибели заключенных.

Мать и дочь переглядываются. Лицо Лизль скорбно вытягивается, когда она видит своих новых соседок по бараку — вконец отощавших, на вид больных. Однако что хуже всего, так это выражение на многих лицах: взгляд потерянный, у большинства выражение полной апатии, как будто они уже распрощались с жизнью. И Дита не знает, к кому относится мамина гримаса — к этим живым мертвецам или к ним самим, потому что невозможно усомниться в том, что и сами они очень скоро станут такими же. Старожилы барака едва ли как-то реагируют на суматоху в связи с вновь прибывшими. Многие так и не поднимаются со своих импровизированных кроватей — кучек старых одеял на полу. Некоторым подняться явно не под силу, даже если бы и возникло такое желание.

Дита расстилает на полу мамино одеяло и просит ее ложиться. Пани Адлерова слушается дочку и съеживается на одеяле. При этом замечает, как на него прыгает целая армия блох, но никак не реагирует. Ей уже все равно. Одна из вновь прибывших спрашивает у старожилки, какого рода работы выполняют здесь заключенные.

— Здесь нет уже никаких работ, — нехотя отвечает одна из лежащих женщин. — Здесь только выживают, пока это возможно.

В течение дня слышны взрывы бомбардировок авиации союзников, а ночью видны всполохи взрывов. Фронт уже совсем близок, к нему почти что можно прикоснуться кончиками пальцев. Среди узников распространяется некая эйфория. Взрывы бомб союзников — гроза, которая приближается. Кто-то уже мечтает о том, что будет делать, когда кончится война. Беззубая женщина говорит о том, что засадит весь сад тюльпанами.

— Не будь дурой, — отвечает ей чей-то сумрачный голос. — Если бы у меня был сад, я бы засадила его картошкой, чтобы не голодать больше ни одного дня в жизни.

Поутру они осознали смысл слов старожилки о том, что в Берген-Бельзене не работают, а всего лишь выживают. Их разбудили криками и пинками две эсэсовки, и вот уже все торопятся выйти из барака на построение. Но вдруг эсэсовки исчезают, и довольно долго узницы толпятся в дверях барака, ожидая дальнейших распоряжений, которые не поступают. Некоторые из старожилок не стали подниматься со своих одеял, стоически снося удары в бок, но оставаясь неподвижными.

Проходит больше часа, прежде чем появляется охранница и требует громкими криками, чтобы все строились на перекличку, но тут же соображает, что списки заключенных отсутствуют, и взывает к капо барака. Никто не отвечает. Вопрос повторяется три раза, с каждым разом все яростнее.