Ранняя пташка - читать онлайн книгу. Автор: Джаспер Ффорде cтр.№ 116

– Это Сомнограф модель IX, – объяснила Гуднайт. – Он способен записывать и воспроизводить сновидения.

– Вы умеете записывать сны? – спросил я, стараясь изобразить изумление.

– А то как же. В переоборудованном общежитии в конце коридора таких пятьсот. Я избавлю тебя от технических подробностей, но мы используем эти устройства, чтобы преобразовывать лунатиков, стирая у них в сознании их ограниченные навыки и записывая вместо них простые сны. Чем больше Штучек умеет лунатик, тем более сложным обязанностям его можно обучить.

– Если это ознакомление с основами работы компании, – заметил я, – то вы принялись за дело чересчур круто. По-моему, начинать следует с того, как обращаться с ксероксом и где хранится молоко, разве не так?

– Терпеть не могу дерзость, – сказала Достопочтимая Гуднайт, – но ты молод, поэтому я тебя пока что прощаю. На чем я остановилась? Ах да: хотя мы убеждены в том, что ты станешь продуктивным сотрудником компании, нам нужно убедиться в том, что ты понимаешь в полной мере, чем мы здесь занимаемся и какую политику лучше всего проводить, оставаясь в рамках морали.

Я промолчал. На самом деле я и не мог ничего сказать.

– Все мы маленькие шестеренки, Чарли, – подхватила Аврора, – и даже Достопочтимая Гуднайт, но большая машина работает благодаря тому, что мы прекрасно взаимодействуем друг с другом. И когда я говорю про большую машину, я имею в виду не династию Ферч Ллевелин, не Европию и не Северную федерацию, я имею в виду прогресс всего человечества. Вот в чем наша цель, Уортинг, она выше политики и рыночной стоимости корпорации. Ты понимаешь?

– Думаю, да, мэм, понимаю.

– Хорошо. Итак, почему ты предоставил прибежище Бригитте? И только не говори мне, что просто потому, что она умеет рисовать. Мы уже это проходили.

Какое-то мгновение я молча смотрел на нее. Если ты оказался в осином гнезде, наверное, лучше всего притвориться, будто ты тоже оса, или даже, если получится, здоровенный шершень. Этому меня научило общение с Гэри Финдли.

– Я считаю, что она по-прежнему жива, – сказал я, – обрабатывает мысли и воспоминания, оставаясь плененной в таком глубоком Состоянии сна, что это невозможно обнаружить. Мне доводилось слышать и о других похожих случаях, – добавил я, – анекдотических ситуациях, которые тем не менее убедили меня в том, что такое возможно.

Гуднайт и Аврора переглянулись.

– А ты проницательный наблюдатель, – заметила Достопочтимая, – что нам по душе. И ты прав – это нам уже давно известно. Но задумайся вот над чем: в конечном счете «морфенокс» в одной только Европии спас больше пятидесяти миллионов человеческих жизней, при этом породив всего около двадцати пяти тысяч квазиразумных лунатиков. Ты слишком молод и не помнишь эпоху до появления «морфенокса», но тогда жизнь представляла собой непрерывный цикл смерти, потерь и застопорившегося технического и социального развития. Война велась не с Зимой, а с потерями – за те человеческие жизни, которые можно было не терять. И за многочисленные блага, принесенные «морфеноксом», пришлось заплатить.

Дальше продолжала Аврора.

– Мы видим в принесенных жертвах невоспетых героев гибернационной революции, безымянных храбрых солдат, павших на переднем крае борьбы с ужасами Зимы ради того, чтобы мы победоносно дошли до Весны. Эти простые граждане, эти лунатики погибли с честью, чтобы для нас мир стал лучше.

Эта позиция, хотя и не очень чистая в этическом плане, была вполне понятной. У жертв, у Лунатиков, в данном вопросе выбора не было.

– Ну а «морфенокс-Б»? – спросил я. – Что насчет него?

– Вот это гораздо интереснее, – сказала Аврора. – Высокая себестоимость препарата обусловлена требованиями к его чистоте, что позволяет удерживать количество лунатиков на абсолютном минимуме. Но мы перевернули ситуацию с ног на голову. На самом деле чем больше лунатиков, тем лучше. Если упростить кое-какие моменты производственного процесса, вероятность отправиться в ночные скитания в случае применения «морфенокса-Б» возрастет с одной двухтысячной до одной пятисотой.

– При таких показателях в течение пяти лет объемы экономики, основанной на труде преобразованных лунатиков, достигнут 4,2 миллиарда евро, – продолжала Гуднайт, – причем это также будет сопровождаться разительными переменами в общественной жизни: нудная однообразная работа станет уделом тех, кто не понимает, чем занимается, и способен вкалывать по шестнадцать часов в день, ни на что не жалуясь. Производительность труда вырастет, цены снизятся, объемы производства продовольствия возрастут. А отработав свой год, лунатики будут отправлены на трансплантацию, что позволит многократно повысить качество жизни тысяч людей. Вот она, истинная вертикальная интеграция, Уортинг, – использовать можно все, кроме зевка. Это я придумала этот лозунг, – с гордостью добавила она. – По-моему, он как нельзя лучше передает суть дела, ты не находишь?

– Лучше всего то, – подхватила Аврора, – что с уменьшением Зимней убыли такие веселые заведения, как твой Приют Святой Гренеты, прекратят свое существование; бремя бесконечного деторождения останется в прошлом. Эта стратегия выигрышная во всех отношениях. Но, – продолжала она, – в нашей очень большой бочке меда есть одна маленькая-маленькая муха. Многоуважаемый Дон Гектор обнаружил способ возрождать лунатиков. Слава богу, его больше нет в живых, но он записал свой метод в кодированном виде на валик и передал его человеку, связанному с «Истинным сном». До тех пор пока местонахождение этого валика остается неизвестным, мы находимся в уязвимом положении, а нам не нравится находиться в уязвимом положении.

Обе умолкли, выжидающе глядя на меня.

– Вы хотите, чтобы я с вами согласился, – сказал я, – но я не могу. Лунатики – живые люди. И до тех пор, пока они такими остаются, нужно делать все возможное, чтобы их вернуть. Их нельзя убивать, нельзя расчленять. Ни ради какой цели, какой бы благородной она вам ни казалась.

– Осуждать со стороны очень легко, – снисходительным тоном промолвила Гуднайт, – но ты должен понять, что мы слишком долго творили добро и теперь не можем допустить, чтобы плоды наших трудов были принесены в жертву на алтарь жалкой недалекой уравниловки. Достоинства «морфенокса-Б» многократно перевешивают недостатки, и мы приложим все силы к тому, чтобы…

– …чтобы обеспечить наиболее благоприятный исход, который удовлетворит большинство, – перебил я. – Знаю. Я уже много раз это слышал. А как вам нравится вот это: «Если перемены невозможны без несправедливости, значит, никаких перемен быть не должно»?

– Кто это сказал?

– Не помню. Кто-то известный. И так раздражает, когда это все-таки происходит!

– Юношеский идеализм, – презрительно фыркнула Гуднайт. – Мы не можем позволить себе неудачу. Мы слишком разрослись, слишком сильно интегрировались в общество. Сколько мы сделали, и сколько еще можем сделать. Сколько мы сделаем!

Какое-то время они обе молча смотрели на меня.