Майя Плисецкая. Богиня русского балета - читать онлайн книгу. Автор: Елена Обоймина cтр.№ 57

Осознание надвигающейся катастрофы пришло, когда она села у монитора, чтобы посмотреть отснятый материал. Я видел только ее спину. Вначале как у первоклассницы, в предвкушении первого сентября. Потом спина стала испуганно-недоуменной, словно ее окатили ледяной водой. Потом гневной, готовой к немедленному резкому отпору. И наконец, сломленной, сдавшейся, несчастной.

«Это ужасно!» – скажет Майя и бессильно уронит голову на сложенные руки. Какое-то время все испуганно молчали, хотя на экране кто-то еще продолжал мельтешить и прыгать.

– Да ладно вам, Майя Михайловна, не так уж там все и плохо, – попытается вступиться за телевизионщиков исполнитель роли Тригорина Борис Ефимов. – Они там подмонтируют, подрежут, и будет красота.

Майя подняла голову, обвела всех присутствующих невидящим взглядом больных, воспаленных глаз и медленно произнесла: «Нет, Боря, красоты тут уже не будет». Надо было видеть, как она молча поднялась по служебному мостику, соединявшему зал со сценой, как отчаянно запахнулась в черный с красным карденовский халат, как пересекла сцену с видом трагической героини, провожаемая нашими испуганными взглядами».

Поразительно, как все недостатки скучного и унылого спектакля вменяются в вину ни в чем не повинному работнику телевидения! «Серьезная дама» Елена Мачерет – известный режиссер, выпустившая в свет множество фильмов-балетов. В данном случае она просто являлась режиссером фильма, представлявшего зрителям балет «Чайка» прямо со сцены Большого театра. Что при этом показали, как станцевали, то и было заснято. Понятно, что придать нелетающей Чайке полет и фантазию было не по силам и опытному режиссеру. Оказывается, «энергия и страсть» могут пересилить не «любую серость»!

«Чайка» была не единственной постановкой по чеховскому произведению от Родиона Щедрина и Майи Плисецкой. Когда Майя Михайловна ставила этот балет в Швеции, один из музыкальных обозревателей спросил автора:

– Почему никто из русских композиторов, господин Щедрин, не обратился до сих пор к «Даме с собачкой» Чехова? По-моему, это великолепный сюжет и для оперы, и для балета…

– Действительно, почему? Не знаю. Надо будет перечитать повесть, – ответил Родион Константинович.

Результатом явилось то, что в день своего шестидесятилетия в 1985 году Плисецкая станцевала на сцене Большого театра два балета: премьеру «Дамы с собачкой» и после перерыва – «Кармен-сюиту». Но конечно, премьере нового спектакля предшествовала долгая работа над его созданием.

«Каждый миг этой истории прошит, пропитан печалью, – писала балерина. – Как мне мечталось, бредилось танцем передать безграничность чеховских оттенков, неповторимый настрой рассказа, тон, поэзию его, подтекст, грусть, таинства и простоту чеховской музыки: Гуров “…привлек к себе Анну Сергеевну и стал целовать ее лицо, щеки, руки… Она плакала от волнения, от скорбного сознания, что их жизнь так печально сложилась; они… скрываются от людей, как воры! Разве жизнь их не разбита?..”».

Она начала репетировать с партнером Борисом Ефимовым в помещении Театра оперетты (бывшем филиале Большого). Встречались в середине дня, когда в классах никого уже не было, и тотчас окунались в свои дуэты.

«Работали до изнурения, до одури. Дуэт – значит, поддержки. Большую долю сценического времени я на руках Ефимова. Иногда Борис так измождался, что ложился в своем черно-красном спортивном костюме на несколько минут плашмя на пол. И когда вставал, то на полу оставался влажный рисунок его могучего тела. Даже струйки взъерошенных волос оставляли свой мокрый след: новый путь в живописи. Он насквозь был в поту.

– Здорово устал, Борис? – сочувственно тревожилась я. И подволновывалась – выдержит ли, не сломается?..

– Нормально, Майя Михайловна, – всегда односложно цедил Ефимов. – Давайте репетировать дальше.

Уже когда мы перенесли репетиции в Большой театр на пятый ярус и до премьеры было рукой подать, я ненароком коряво сорвалась с высокой поддержки, обрушив силу падения Ефимову на загривок. Терпеливейший, невозмутимый всегда Борис пронзительно вскрикнул. Его скулы вмиг побелели, выдались. Он плетью повис на классной балетной палке. Что-то внутри у него заклокотало, задвигалось.

– Очень больно, Борис? Прости меня.

Я свернула Ефимову спину, автоматной очередью пронеслось у меня в мозгу. Не будет премьеры. Пропала моя Анна Сергевна…» («Я, Майя Плисецкая»).

Растерянная Майя Михайловна попыталась массажировать спину пострадавшего. Ефимов высвободился из-под ее пальцев:

– Сейчас отпустит, Майя Михайловна. Сейчас пройдет…

– Прости меня, Боря, рука соскользнула.

– Это не ваша вина, – успокаивает ее танцовщик. – Спина застужена. Вчера мне у театра четыре колеса на «Жигулях» прокололи. Пришлось долго повозиться. Простыл.

Вот оно как: опять противодействие ее замыслам! Майя Михайловна тут же прозревает ситуацию:

«Мерзкие на свете есть люди. Мои театральные неприятели надумали сорвать премьеру «Дамы». Ефимов на все сезоны – в легкой курточке. Натруженное тело переохладится и… По поручению делали или так – самоинициатива? А я-то думала, что первый раз творю беспрепятственно…»

Впрочем, на другой день они вновь репетировали: танцовщик за ночь смог восстановиться и прийти в себя. «Железный организм! – скажет Плисецкая. – И воля небес? Господь Бог был с нами. С нами на репетициях «Дамы с собачкой». Мы оба работали без дублеров, малейшая травма – конец дерзкой мечте».

– Я танцевал с Майей Михайловной в балете «Дама с собачкой». Он готовился специально к юбилею Плисецкой. Вы представляете, какая это была ответственность? Причем для всех: для композитора – а им был супруг Плисецкой Родион Щедрин, – для балетмейстера, для костюмеров. На карту было поставлено все, – пояснял Борис Ефимов причины своей стойкости. – Так вот, помню, мы начали репетировать в наш отпуск, летом. И делали это в здании ГИТИСа… К ноябрю уже все должно было быть готово. А это очень короткий период для постановки балета.

Конечно, и на этот раз балерина просила Пьера Кардена придумать костюмы для ее героини Анны Сергеевны. Модельер пообещал. Но время шло, а костюмов не было… Не желая быть навязчивой, Майя Михайловна лишь однажды позвонила его секретарше Юши Таката, чтобы сообщить о дне премьеры: «20 ноября». Из ответов японки Плисецкая поняла, что Карден не забыл ни про балетные платья, ни про дату.

– Не волнуйтесь, Майя, костюм будет в срок. Пьер работает.

И вот поздним вечером 18 ноября, накануне последней репетиции, когда балерина совсем уже отчаялась и ломала голову, как выйти из положения, некий господин постучался в дверь их со Щедриным квартиры. «Точно Санта-Клаус». В принесенной им коробке оказались замечательное сценическое платье от Кардена и его записка с переводом, приколотым булавкой. Модельер сообщал, что костюм у Анны Сергеевны один на весь спектакль, но он должен разниться поясами. В зависимости от сюжета – три варианта выбора. Плисецкая оценила и приняла карденовскую придумку. Платье действительно получилось романтически-воздушным и в то же время отражающим чеховское время…