Леви молчал, когда они ехали к нему домой, и Сэмюэл понимал: что-то важное удерживает парня от слов. Наконец, как только лошади остановились, Леви, не сдержавшись, спросил:
– Что, по-твоему, случится?
– Не знаю, – пожал плечами Сэмюэл.
– Надеюсь, с ней все в порядке, – уверенно произнес Леви.
– Я тоже надеюсь.
Уловив в своем голосе заминку, он кашлянул, чтобы Леви этого не заметил. Парень уставился на старшего кузена, потом выскочил из багги и побежал к дому.
Сэмюэл продолжал ехать по дороге, но пропустил поворот к дому своих родителей. Они уже наверняка слышали про Кэти и, разумеется, будут его расспрашивать. Он въехал в город и привязал лошадей у магазина Циммермана. Сэмюэл не стал заходить в магазин, а, обойдя здание, пошел по кукурузному полю, простирающемуся на север. Потом сорвал с себя шляпу и, держа ее в руке, помчался по полю. Стебли кукурузы хлестали его по лицу и торсу. Он бежал до тех пор, пока в ушах у него не зазвучала ревущая музыка собственного сердца, пока он вконец не запыхался и был уже не в силах сдерживать эмоции.
Тогда он опустился на землю и, лежа на спине, попытался отдышаться. Уставившись в размытую синеву вечернего неба, Сэмюэл не стал сдерживать слезы.
Элли листала журнал «Домашнее хозяйство», когда вернулась домой ее тетя.
– Все в порядке? Ты сорвалась из дома, как на пожар. – Потом она подняла глаза на Леду – растерянную, бледную, расстроенную. – Полагаю, не все в порядке.
Леда молча опустилась в кресло и закрыла глаза; плоская сумочка соскользнула с плеча и шмякнулась на пол.
– Ты меня пугаешь, – с нервным смешком произнесла Элли. – Что случилось?
Распрямив спину, Леда поднялась и начала шарить в холодильнике. Достала огурцы, салат, морковь и выложила все это на столешницу. Вымыв руки, она взяла нож и принялась нарезать овощи на одинаковые кусочки.
– К ужину будет салат, – сказала она. – Не возражаешь?
– По-моему, еще только три часа. – Элли прошла вперед, взяла нож из рук Леды и пристально посмотрела на тетю. – Рассказывай.
– Моя племянница в больнице.
– Разве у тебя есть еще одна?.. – До Элли не сразу дошло, что это семья, о которой Леда обычно не говорила, – та, которую Леда оставила. – Она… больна?
– Она едва не умерла после родов.
Элли не знала, что на это сказать. Ничего более трагичного, чем родить ребенка, а потом лишиться возможности наслаждаться этим чудом, она не могла себе представить.
– Ей всего восемнадцать, Элли! – Умолкнув, Леда вцепилась пальцами в доску для нарезки. – Она не замужем.
В голове у Элли постепенно вырисовывался образ молодой незамужней девушки, пытающейся избавиться от плода.
– Значит, это был аборт?
– Нет, родился ребенок.
– Ну конечно, – поспешила добавить Элли, подумав, что происхождение Леды не могло сделать ее сторонницей абортов. – Какой у нее был срок?
– Почти восемь месяцев, – ответила Леда.
– Восемь месяцев? – заморгала Элли.
– Оказывается, когда обнаружили тело младенца, никто даже не знал о беременности Кэти.
По спине Элли поползли мурашки, но она приказала себе их не замечать. В конце концов, это не Филадельфия, не мать, сидящая на кокаине, а девушка из общины амишей.
– Значит, мертворожденный, – с сочувствием произнесла Элли. – Какая жалость!
Леда повернулась к Элли спиной и немного помолчала.
– Пока ехала домой, я говорила себе, что не стану этого делать, но я люблю Кэти не меньше, чем тебя. – Она глубоко вздохнула. – Элли, возможно, ребенок не был мертворожденным.
– Нет! – У Элли вырвалось это слово, произнесенное тихим взволнованным голосом. – Не могу. Не проси меня это делать, Леда.
– Но больше никого нет. Речь не идет о людях, понимающих толк в законе. Если предоставить дело моей сестре, Кэти отправится в тюрьму, виновна она или нет, потому что не в характере ее матери сопротивляться. – Леда горящими глазами пристально смотрела на Элли. – Они доверяют мне, а я доверяю тебе.
– Прежде всего, девочке не предъявлено формальное обвинение. Во-вторых, если бы и было, Леда, я не смогу ее защищать. Я ничего не знаю о ней и ее образе жизни.
– Разве ты живешь на тех же улицах, что и наркодилеры, которых защищала? Или в большом особняке на Мейн-лайн, как директор, которого ты оправдала?
– Здесь другое, и ты это понимаешь.
Не имело значения, что племянница Леды имела право говорить, как адвокат. Не имело значения, что Элли защищала других людей, обвиняемых в не менее отталкивающих преступлениях. Наркотики, педофилия и вооруженное ограбление не в такой степени задевали за живое.
– Но она невиновна, Элли!
Когда-то давно Элли решила, что станет адвокатом защиты ради спасения душ. Однако хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать клиентов, которые были несправедливо обвинены и которых она оправдала. Теперь она знала, что большинство ее клиентов были виновны в соответствии с обвинением, хотя все до единого имели мотив, о чем вопили до самой могилы. Она могла не соглашаться с криминальными действиями своих клиентов, но на каком-то уровне всегда понимала, что́ именно заставило их это сделать. Однако в текущий момент ее жизни ничто не могло заставить ее понять женщину, убившую собственное дитя.
В особенности когда рядом были женщины, отчаянно хотевшие ребенка.
– Я не могу взяться за дело твоей племянницы, – тихо произнесла Элли. – Я окажу ей плохую услугу.
– Хотя бы пообещай, что подумаешь об этом.
– Я не стану об этом думать. И постараюсь забыть, что ты просила об этом.
Элли вышла из кухни, пробиваясь сквозь разочарование Леды.
Большое тело Сэмюэла заполнило дверной проем палаты, напомнив Кэти, как она иногда, стоя рядом с ним в открытом поле, чувствовала себя в гуще толпы.
– Входи, – робко улыбнулась Кэти.
Он подошел к кровати, теребя в руках соломенную шляпу. Потом нагнул голову, и его щеки запылали ярким румянцем.
– Как ты?
– Хорошо, – ответила Кэти.
Она закусила губу, когда Сэмюэл придвинул стул и сел рядом с ней:
– Где твоя мама?
– Уехала домой. Тетя Леда вызвала ей такси, поскольку маме показалось неправильным ехать в ее машине.
Сэмюэл понимающе кивнул. Служба такси амишей, управляемая местными меннонитами, возила «простых людей» на большие расстояния или на автомагистралях, где багги не могли ездить. Что до поездок в машине Леды – что ж, он и это понимал. Леда была «в опале», и ему тоже было бы неловко ехать в ее автомобиле.
– Как… как там дома?