– Вот так, пей медленными глотками.
– Я в поряд-дке, – прозаикалась Малена. Странно, но ей не поверили. Впрочем, герцогесса постепенно приходила в себя.
– Мне надо извиниться перед вашими родителями за эту безобразную сцену.
– Ты в ней не виновата. А если кому и надо извиняться – так это Анжелке. Вот гадкая тварь, – сморщила нос Нателла. – Дэйви на ней не женится, надеюсь, и поделом стервозе.
– Дэйви? – выцепила Малена.
Давид потупился.
– Так меня называют в кругу семьи.
– Мне нравится. Намного лучше звучит, чем Додик.
А Антон отвернулся. Ну и наплевать на него. Герцогесса Домбрийская не унизится до влюбленности в труса.
А все равно больно. И Малена знала, что болеть будет еще долго.
– Вот и чудненько. Ты, считай, почти член семьи…
Малена открыла и глаза, и рот. И чудом не уронила стакан.
– Я?!
Нателла поглядела на брата:
– Эм-м-м… Малена, а ничего, что Давид при всех назвал тебя своей невестой?
Ответом брату и сестре было выражение самого искреннего изумления. Кем, простите, назвал? А ее спросить никто не хочет?
Нателла поняла, что где-то ошиблась, кашлянула и поднялась.
– Извините. Я сейчас вернусь.
Дверь и в этот раз не скрипнула. Малена поглядела на Давида.
– Я что-то пропустила?
Редкое зрелище – смущенный господин Асатиани. У него даже уши покраснели.
– Я… ты выйдешь за меня замуж?
Малена даже головой помотала.
– Давид, ты с ума сошел? Ну кто ты, а кто я?
– Кто ты – весь город завтра знать будет.
Малена хмыкнула.
– И что это дает? Я все равно тебе не пара.
– И почему это звучит так: «Я тебе не пара, ты ниже меня»? – разозлился Давид.
– Потому что мне не нужна любовь из жалости и предложение из милости.
– Что?! Малена, ты дура? Я в тебя, наверное, влюбился еще тогда, после аттракционов… а может, и раньше.
Малена поглядела в черные глаза. Поняла, что ей говорят абсолютную правду. И вздохнула.
– Наверное, дура. Но счастливая…
Давид притянул девушку к себе поближе – и поцеловал, не обращая внимания ни на красные глаза, ни на размазанную косметику. И…
«Везет же некоторым. А я с Лораном целовалась в качестве первого опыта…»
Матильда и поручик Ржевский обладали одним общим качеством. Они решительно опошляли любой торжественный момент.
* * *
Увы, нормально выяснить отношения молодым людям не дали.
– Дэйви, я так за вас рада! Это лучший подарок, который ты мог мне сделать на день рождения!
София Рустамовна просто лучилась счастьем, словно обогащенный уран – изотопами. Эдуард Давидович тоже улыбался.
– Что ж, сын. Хороший выбор. Достойный.
Давид кивнул:
– Я знал, что вы одобрите.
Малена кашлянула.
– Простите…
Ответом были три темных восточных взгляда.
– Давайте обговорим этот вопрос, когда все мы придем в себя? Скажите, а где сейчас моя мать?
– В комнате для гостей, – пожала плечами София Рустамовна.
Малена поднялась. Да уж, этот день еще не закончился.
– С вашего позволения, мне надо поставить точку в этой истории. Где находится комната для гостей?
– Прямо по коридору, до конца, потом налево и вниз. Вторая комната от лестницы по левой стороне.
– Благодарю вас.
Трое Асатиани пронаблюдали, как Малена выходит из комнаты.
Плечи расправлены, голова высоко поднята, и не скажешь, что несколько минут назад девушка была чуть ли не в истерике. И неудивительно.
Монастырское воспитание – оно такое. Если не сломает, то научит всегда и везде держать лицо. Привитое кровью и болью самообладание наложилось на кровь Домбрийских – и получилась адская смесь.
– Ты всерьез со свадьбой? – уточнил Эдуард у сына.
Давид набычился.
– А что – похоже на шутку?
– Очень своеобразная девушка. Очень…
– Папа хочет сказать, что такую упускать никак нельзя, – пояснила София Рустамовна.
– Вы не против?
Эдуард покачал головой.
– Мне хотелось бы, чтобы вы с Анжелкой… Но знаешь… бабка твою Малену потрясающе воспитала. Это дороже денег.
Давид сверкнул глазами.
– Да уж надеюсь. И насчет Анжелки…
– Я поговорю. А откуда твоя Малена знакома с Ольгой Викторовной?
Давид только плечами пожал.
– Не знаю. Она мне не докладывала.
Эдуард вздохнул.
– Иди догоняй свою невесту. А то уедет одна, насколько я понимаю?
Давид кивнул и быстро вышел из комнаты.
* * *
«Любящую мамочку» Малена нашла в гостевой комнате. Мария Домашкина сидела в шикарном кресле и что-то жевала, обсыпая подбородки и юбку крошками.
Малену она заметила не сразу, и это дало герцогессе пару минут – пообщаться с сестрой.
«Ее надо напугать», – шепнула Матильда.
«Чем?»
«Слушай внимательно…»
План был изложен меньше чем за минуту, и Мария-Элена решила его принять. Все равно ничего лучше за такой короткий срок не придумать.
Наконец Мария Домашкина оторвалась от блюда и соизволила обратить внимание на дочь.
– Матильда?
Мария-Элена улыбнулась матушке улыбочкой герцогессы Домбрийской. Ледяной, надменной, холодной.
– Я надеюсь, маменька, вы наелись?
– Эм-м-м… да.
– Вот и отлично. В тюрьме вас так не покормят, будет что вспомнить.
– В тюрьме?! За что меня в тюрьму?!
Удивление было искренним. Действительно, а за что ее обижать, такую хорошую? Ее любить надо. И кормить плюшками…
Малена развела руками.
– За хулиганство, нарушение границ частной собственности, за воровство…
– КАКОЕ ВОРОВСТВО?!
– Не знаю. У хозяйки браслет пропал. – Малена улыбалась по-прежнему. – А на что вы рассчитывали, вламываясь к таким людям, как Асатиани, и устраивая при всех безобразную сцену? Да они вас посадят только из принципа.
– Это дело чести, – поддержал зашедший в комнату Давид. – Будете с муженьком с зоны на зону письма слать.