Вздыбленная Русь - читать онлайн книгу. Автор: Борис Тумасов cтр.№ 107

Тимоша посмеивался:

— Это тебе не молотом махать, гляди не утопи.

— Выплывешь.

В ладье коротко рассмеялись, и снова тишина. Посылая ватажников, воевода Алябьев напутствовал:

— Урону великого ляхам не принесёте, но переполоху наделаете. И то ладно.

Пристали к берегу, присмотрелись, двинулись через поросшее травами поле. Вспорхнула, взвилась из-под ног какая-то сонная птица, пискнула испуганно мышь, в стороне по-щенячьи заскулила лиса. Ватажники шли осторожно, чуть что — и напорешься на вражескую засаду. Когда почти до места добрались, едва не наткнулись на гайдуков, стороживших табун.

Наконец увидели темневший обоз. Гружёные возы полукругом прикрывали табор. Догорали костры, спали обозные, подрёмывали сторожа.

Акинфиев шепнул:

— Заходим с двух сторон. Как сычом заплачу, так и начинай, ядрён корень. Главное, страху нагнать. Пустим петуха красного и уходим. Собираемся на переправе.

Разошлись. Сигнала ждали недолго. Сыч всхлипнул сипло, и с десятка два ватажников кинулись на табор. Крушили топорами, били дубинами, рубили саблями, стреляли из пищалей. Под ударами падали гайдуки, убегали в поле и к горе, ватажники швыряли горящие головешки в телеги. Медленный огонь охватывал возы, разгорался.

Минула первая оторопь, и к обозу уже спешили оружные шляхтичи.

— Отходи, — подал голос Артамошка...

Их не преследовали: ляхи гасили пожар. Акинфиев добрался к ладьям, когда почти вся ватага была в сборе. Светало. Ждали Андрейку с Тимошей. Артамошка послал на их розыски двух ватажников. Они вернулись вскорости, неся Тимошу. Бережно положили у самой воды.

— Как? — только и спросил Артамошка, опускаясь на колени перед мёртвым товарищем.

Андрейка вытер слёзы:

— Уже уходили, пуля догнала...

Тимошу похоронили тут же, у реки. Постояли ватажники у могилы, помолчали. А когда в ладьи рассаживались, сказал Артамошка:

— Мало ты пожил, Тимоша, но горя вдосталь хлебнул. Мотался по свету, пристанища не имел. Так пусть мать сыра-земля упокоит тебя.

— Эвон сколько костров, — указал Алябьев на множество огней за рекой.

Они с Дмитриевым ехали стремя в стремя до самых бродов. Здесь придержали коней. Алябьев промолвил:

— Там вся сила гетмана.

Воеводы остановили лошадей, сняли рукавицы, не слезая с седел обнялись:

— Даст бог, свидимся.

— Жарко будет.

— Всё в руце Божией.

К бродам подходили пешие и конные ратники, упряжки подтянули огневой наряд.

— Ты, Михайло Самсонович, ноне коренник.

— Оно как знать, кто коренник, а кому пристяжной быть.

— И то так. Однако знай, Михайло Самсонович, в пекле тебя не брошу, плечо подставлю.

— От тебя иного не ожидал услышать. Разве мы с тобой пуд соли не съели?

Воеводы помолчали, но прежде чем разъехаться, Дмитриев высказал сомнение:

— Я вот гадаю, верно ли решение Пожарского. Может, встать бы нам вместе с Трубецким?

Алябьев возразил:

— Я, Михайло Самсонович, к князю Пожарскому не благоволю, но поступил он разумно. Вдруг да Ходкевич не по Трубецкому ударит, а сызнова у монастыря Новодевичьего? Либо к Чертольским воротам гусар кинет?

В тот час, когда воеводы прощались, Пожарский думал о том, что, ежели удастся одолеть Ходасевича и заставить Струся поднять белый флаг, Сигизмунд не решится слать на Москву новое воинство, и войне с Речью Посполитой если не будет конец, то хоть затишье на время. Так же и Минин мыслит. Пожарский к слову его прислушивается: мудр, да и кто первым люд призвал не пожалеть на нужды ополчения?

Отдавая Пожарскому право быть первым воеводой, Минин говорил:

— Нет тела о двух головах. Князя Дмитрия мы избрали главным воеводой над земским ополчением, а коль так, не тяните розно.

Откинув полог, князь вышел из шатра, дохнул полной грудью, и захотелось вдруг ему встретить новое утро там, в Линдехе, послушать, как шуршат, накатываясь одна на другую, волны, увидеть клочковатый молочный туман над водой и как из ближней кустастой куги выплывает утиный выводок. Играя, всплеснёт рыба, а в заливчике, на водной глади, неожиданно зарябит россыпью, будто добрую пригоршню земли швырнули. То щука вспугнёт малька…

На усадьбе будет дожидаться князя заботливая стряпуха, чистенькая, благостная, с ковшом парного молока, протянет, приговаривая:

— Пей, касатик, эвон исхудал, кости да кожа...

Застучали копыта, и всадник, остановив коня, легко соскочил наземь. Пожарский узнал хана Кутумова.

— Князь Дмитрий Михайлович, по твоему велению посылал я людей, и на всём Девичьем поле нет ляхов и литвы. Не укрыл гетман в ближних и дальних лесах засадный полк. Всё воинство Ходасевича собралось против Трубецкого. Сюда же и обоз перебрался, стоит у Поклонной горы.

— Слава богу, — перекрестился Пожарский, — воспользуемся промашкой гетмана. С обозом отяжелел Ходасевич, и как только он завязнет в бою с казаками и воеводой Дмитриевым, мы ударим в его левое крыло, а пушки воеводы Алябьева прикроют нас. Зови, хан Барай-Мурза, воевод и старшин, вместе удумаем, как дальше поступать.

Август-густарь-зорничник на исходе, лету конец, но ещё солнце яркое и даже во второй половине дня жара не спадает.

Изрезанное рвами, поросшее колючими зарослями Замоскворечье встало на пути гетмана Ходкевича. Под прикрытием хоругви гусар и роты пеших шляхтичей обоз длинной лентой втянулся в Замоскворечье. Стрельба повсеместно. С той и другой стороны громыхают мортиры и единорога, хлопают пищали и казачьи самопалы, собираются в облака пороховые дымы.

По глубоким развилистым рвам рубятся и режутся черкасские и каневские казаки с донцами, лезут напролом спешившиеся гусары, их встречают бердышами и пиками стрельцы и ополченцы, крики и брань переплелись густо. Медленно пробивается к Белому городу гетман, а из распахнутых ворот Китай-города и Кремля вывели ляхов и литву полковники, их подпирают роты немцев, наступают на Арбат, где виднелся шатёр Пожарского.

Шлёт Ходасевич в бой ротмистров и хорунжих, теснят Трубецкого. Ещё немного — и поляки прорвутся к переправе, начнут переводить обоз через Москву-реку. К самому берегу прижали гусары ополченцев воеводы Дмитриева, заняли Клементьевский острожек. Отходят донцы.

Пожарский повернул на Ходасевича Алябьева:

— На тебя надежда, воевода Андрей, надобно гетмана из Замоскворечья вытеснить.

Переправился Алябьев на правый берег, позвал полки на Замоскворечье, но черкасцы перекрыли воеводе дорогу. И тогда встал Алябьев в заслон напротив того места, где Неглинка в Москву-реку впадает. Артамошкины ватажники на левом крыле гусар сдерживают. Акинфиев товарищей подбадривает: