Гариб с ними идти не мог, он должен был оставаться в горах.
Князь приказал отпустить Гариба. Собственноручно — положил ему в тощий заплечный мешок несколько ремней просоленного козьего мяса, дал фляжку воды.
— Храни тебя Аллах, рус — сказал Гариб — хоть ты и неверный, но пусть Аллах воздаст тебе благом за добрые дела, как и любому правоверному.
— Кто ты? — спросил напоследок Шаховской — ты не русский, не татарин, не местный. Почему ты с нами, а не с ними.
— Мое имя тебе ничего не скажет, рус — ответил Гариб — а с вами я потому, что желаю добра своему народу. Я был в вашей стране и видел, как живут мусульмане — не истребляя друг друга в братоубийственной вражде, не подчиняясь князькам и вождям, которые правоверные — но хуже любого т’агута. Мы не враги друг другу. Даст Аллах — и на нашей земле когда-нибудь воцарится мир, справедливость и порядок.
Князь кивнул
— Пусть Аллах хранит и тебя, Гариб. Иди с миром…
Горы, регион Дофар. 1949 год, точное время неизвестно
Велехов пришел в себя… точнее, это нельзя было называть этим термином, он просто в какой-то момент начал осознавать себя как сотника Григория Велехова, казака Донского казачьего войска. До этого — его воспоминания состояли из разных цветов и оттенков, света, тьмы — но ничего не складывалось в общую картинку и не давалось осознать себя. Он просто плыл, плыл как одинокий пловец по бескрайнему морю забвения, то ныряя с головой, то вновь — выныривая на поверхность из благословенного покоя.
Был день. Низкий каменный свод — нависал над ним, обещая защиту: бурый, каменный монолит. Под ним — было что-то не твердое и не мягкое, он сам не мог понять, что это. Едва заметно — тянуло дымом.
Где он? Это плен?
Он пошевелился… руки не были связаны, он это почувствовал сразу бы. Но это ничего не значило, местные — могли и не связывать руки. Сами горы — были тюрьмой, он не смог бы пройти по горам и выйти на блокпост, не зная, куда идти. Могли и не связывать… он знал места, где были рабы и трудились они без какой-либо охраны. Куда бежать рабу? Кому он нужен?
Он попробовал подняться — но не смог: не было сил, и голова сразу закружилась. Он понял, что ранен и встать не сможет.
Значит, его кто-то спас и принес в пещеру. Кто?
Свои? Или чужие?
Мусульмане — тоже могли. Могли позариться на выкуп — англичане выкупали своих за золотые соверены, поэтому для племен найти британца было большой удачей, это обещало всему племени нежданный заработок. Может, хотели обменять на кого-то своего — а может, это просто было дружественное племя, которое потом вернет казака командованию в обмен на благодарность и помощь. Такие тоже были… не могло быть так, что все друзья или все враги. Были и друзья и враги.
Друзья и враги. Враги и друзья. Самое сложное было понять — кто есть кто. Кто есть друзья. Кто есть враги…
Он прислушался. Где-то неподалеку — разговаривали люди. Они говорили не на английском, не на арабском, не на русском, не на местных диалектах, которые Григорий научился различать. Их язык — не был похож ни на один из этих языков.
Где он…
Потом — он услышал шаги, разговор. Показалось, что промелькнуло русское слово.
Снова шаги. Лицо в поле зрения. Бородатое лицо…
* * *
На следующий день — бородач пришел не один. Он пришел, когда Григория вынесли из пещеры и положили на солнце.
Человек, который пришел проведать его — присел рядом с ним. Он был чуть выше среднего роста, худощавым, с обветренным, загорелым лицом, бородой. На груди — непривычная экипировка, торчат жестяные прямые магазины автомата.
— Кто вы? Вы русский? Вы говорите по-русски? — спросил он на русском, но со странным, похожим на местный, акцентом. Так говорят люди, которые долго говорили на чужом языке.
Русский?
Григорий покачал головой. Человек — показал смертный медальон… армейского образца.
— Мы нашли это у вас? Это ваше?
Григорий — ничего не ответил
— Я майор воздушного флота, князь Шаховской. Старший офицер здесь. Вы понимаете это?
Григорий — тупо смотрел на него.
— Как вы здесь оказались? Вы со сбитого самолета? Или украли?
Григорий — опять ничего не ответил…
Шаховской — по крайней мере, себя он называл именно так — видимо, потерял терпение, резко встал.
— Как он?
— Серьезные ранения, контузия, господин майор. Потеря крови…
По крайней мере, не врет. Действительно, майор.
— Чем его?
— Два пулевых. Автоматные. И осколки — граната или даже авиабомба.
— Он русский?
— Как знать, Ваше благородие. Не правоверный, это точно. А так… чужая душа потемки. Одет как местный.
— Вытащишь его?
— Все в руках Аллаха… Инфекции нет, иншалла встанет.
Странная группа. Мусульмане, разговаривающие по-русски. Разведка?
— Вытащи его, Камиль, Он может знать, что происходит в окрестностях.
— Все в руках Аллаха, Ваше благородие…
Послышались шаги — этот странный офицер ушел.
* * *
Тропа. Странное, непрекращающееся чириканье птиц. Раскалывающаяся голова. Запах крови…
Резкий, словно щелчок кнута — выстрел. Еще один…
Ни руки, ни ноги не чувствуешь… как невлашные. Только острый запах крови… вот его чувствуешь очень хорошо…
Может, это твоя кровь.
Еще один выстрел — совсем рядом. И кажется, рядом кто-то есть. Какая-то странная темнота в глазах… ничего не увидеть.
— Все?
— Так точно…
Русский язык. Голоса какие-то странные… может, это от шума в голове. Но язык русский. Точно русский.
— Как нам быть дальше…
Знакомый голос. Знакомый… только не вспомнить, кто. Увидеть бы…
— Как и раньше. Центральный совет назначит дату выступления…
— У нас нет и половины тех сил, какие были.
— Предатели нам не нужны. Они знали на что шли. Те же, кто остался в живых — теперь не ослушаются…
— Вы правы, уважаемый…
— Груз — сбросят через три дня. На точке четыре. Будет четыре контейнера…
— Понял, уважаемый.
Сбросят? Как сбросят? С парашютом?!
— Дополнительный огнезапас, о котором вы говорили — все получите по требованию. Извольте организовать стрельбы. Это пригодится в будущем.