Рождественский экспресс  - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Бальдаччи cтр.№ 21

Когда они встали и собрались уходить, Том вытащил гаванские сигары и предложил отцу Келли, который также оказался сообразительным игроком. Свои успехи он объяснял так: «В первые годы служения у меня в приходе было слишком много свободного времени».

– Пройдемте покурим, отец.

Элеонора последовала за ними, хоть и не курила – во всяком случае, насколько ее знал Том. Он кинул на нее вопросительный взгляд.

Та пожала плечами:

– Макс всем заправляет. Отдал десятицентовик – отдавай и доллар ^[25].

В вагоне были вентиляторы, которые, в теории, должны быстро очищать воздух от дыма. Однако, судя по начавшей портиться атмосфере, автоматика сдалась и бежала с поджатыми между ног пропеллерами.

Большинство сидений уже заняли, но им удалось найти позади три свободных. Несколько курильщиков положили лист фанеры на одну из пепельниц и теперь играли в шашки на импровизированном столе. Другая группка обсуждала грядущий футбольный плей-офф. Хотя на табличке на двери было написано, что с едой и напитками вход воспрещен, каждый что-нибудь жевал или пил. Один мужчина сказал, что нет ничего страшного, если только не войдет проводник: тогда все обладатели запрещенных товаров должны быстренько их спрятать. Том оглядел бутылки пива, огромные брикеты мороженого и большие бутыли непохожих на «Кул-Эйд» самодельных коктейлей, и задумался, как же это все собираются прятать.

Они расселись и попытались дышать в такой атмосфере, не нанося большого ущерба легким. Отец Келли и Том закурили сигары, а Элеонора откинулась назад и закрыла глаза.

– Устала? – поинтересовался Том в промежутке между затяжками. – Должно быть, ты еще не отвыкла от часового пояса Западного побережья.

– Вообще-то, перед поездкой я провела неделю в Вашингтоне.

– А что тебя там интересовало?

– Не что, а кое-кто, – ответила она, так и не открывая глаз.

Том опустил руку с гаванской сигарой и принялся бесцельно оглядывать посетителей курильни. Кое-кто. У Элеоноры кто-то есть. Ну а почему бы нет, собственно? Она по-прежнему молода, умна, красива и, наверное, – столько работая в киноиндустрии, – богата. А у него тоже был кое-кто в некотором смысле. Как там ее зовут? Линда? Нет, Лелия. Такая забывчивость – нехороший знак.

Погоня за Элеонорой началась в тот миг, когда он впервые увидел ее. Стоило ей войти в кампус, как все начало прокручиваться словно в замедленной съемке, как будто на целом белом свете остались только они двое. Дело было не только в ее красоте, но, как обычно, в совокупности факторов: как она держалась, как разговаривала, как смотрела тебе в глаза и искренне вслушивалась в твои слова. Впрочем, и это еще не все: как и говорила Агнес Джо, Том готов был позабыть про еду, сон и даже дыхание, если только рядом была Элеонора. А ее уже вполне сформировавшийся характер тоже оказался притягателен по-своему. Она всегда высказывала собственное, не чужое мнение, била в цель убийственно точно и неизменно безответно. Почти всегда за эмоциональным взрывом следовало мягкое прикосновение ее руки и в конце концов ее губ; победив в напряженной борьбе несколько других серьезно настроенных поклонников, он покорил ее сердце.

Раздумья Тома прервало внезапное появление в дверном проеме парня ростом под два метра, худощавого, лет двадцати пяти, оглядывающего присутствующих с очень самодовольным видом. У него была шикарная борода, выцветшие джинсы и потрепанный ремень, шелковая рубашка из дорогой дизайнерской линейки, волосы казались взъерошенными профессиональным стилистом, а джинсы, похоже, нарочито, пусть и преждевременно, состарены. Притворяется неряхой, – решил Том. Очевидно, у парня завышенная самооценка.

Под мышкой он нес шахматную доску и коробку с фигурками. Лэнгдон глядел, как незнакомец методично расставляет шахматы. Элеонора тоже смотрела на вошедшего широко открытыми глазами. В течение следующего часа он разносил всех смельчаков в пух и прах. Как пояснил отец Келли, поездом путешествуют множество любителей шахмат.

– Что-то в атмосфере поезда привлекает их, особенно комнаты для курения, – сказал он. – Я даже слышал, что гроссмейстеры ездят инкогнито и играют со всеми желающими, просто чтобы оставаться в форме. И изредка проигрывают.

Зачем гроссмейстерам ездить именно инкогнито? – задался вопросом Том. Тем не менее он предпочел молчать и смотреть. Этот парень был очень, очень умелым игроком. Партии длились в среднем всего по десять минут. После каждого поражения, когда его униженный соперник удалялся, он заливался смехом. Смехом! И затем громко и пренебрежительно объявлял: «Следующая жертва!» Если б Тому светил хоть малейший шанс на победу, он бы рискнул, однако даже шашки были для него перебором.

Прошло немало времени, прежде чем отец Келли ушел. Вряд ли он вернется, поскольку принял немало на грудь, а дым, по-видимому, добил его.

– Не уверен, смог бы я сейчас отстоять мессу. Я даже не уверен, вспомню ли, сколько составляющих в Святой Троице. Даже с подсказками.

Том пожелал ему спокойной ночи и стал наблюдать за Элеонорой, которая встала с места и бросила вызов шахматному королю. Его, как выяснилось, звали Слейд. Она была единственной женщиной в помещении, так что неудивительно, что все взгляды сосредоточились на ней, когда она села напротив объекта всеобщей ненависти. Когда она сделала первый ход, на лице Слейда красовалось такое самоуверенное выражение, что Тому захотелось скормить ему в качестве наказания пару ладей. Лэнгдон даже не подозревал, что она играет в шахматы. А потом вспомнил. Когда они жили в Израиле, то подружились с раввином – исключительно одаренным шахматистом. Он научил Элеонору одной стратегии – только одной, но она почти гарантировала победу. За первые три хода можно понять, знает оппонент про нее или нет. И, видимо, она лучше всего работала против самых талантливых игроков, в особенности если те излишне самоуверенны.

Три хода спустя Том заметил крошечный намек на улыбку на губах Элеоноры и заговорщически улыбнулся в ответ. Четырьмя ходами позже могущественный и взъерошенный Слейд смотрел на поле, не веря своим глазам. Элеонора поставила его черному королю шах, не оставляя вариантов, кроме как бежать в объятия ее белого ферзя или слона. Из закопченных легких курильщиков вырвались хриплые вопли одобрения, они даже поаплодировали ей стоя. Том, находящийся под действием алкоголя и порыва эмоций, аплодировал до тех пор, пока ладони не налились кровью. Слейд схватил доску с фигурами и ушел, бормоча что-то насчет везения новичков. Не будь у Элеоноры кого-то в Вашингтоне, Том, наверное, поцеловал бы ее.

Он смотрел на нее, и в его сознании роились самые разные варианты. Ему словно снова стало двадцать пять; они с Элеонорой бросили вызов всему миру – одна статья за другой. Все в их власти.

Это потрясающее ощущение сохранялось еще минуты четыре, а затем пропало.

Вошедший в спальное купе Тома человек в черном забрал дорогую на вид ручку; следующей его добычей стал серебряный крест отца Келли. После чего вор перешел в другие купе первого класса, где выкрал позолоченный зажим для денег Макса, серебряную щетку Элеоноры и фирменные солнечные очки Кристобаля стоимостью в четыре сотни долларов. Последней на данный момент целью стало купе Гордона Мерриузера: вор похитил у юриста модные часы, наличные и карманный компьютер «Палм Пайлот». Все преступления были совершены в течение десяти минут – у этого человека имелся большой криминальный опыт. Никто ничего не заметил, а когда по коридору прошла Реджина, чтобы заново наполнить кофейник у лестницы, вора с добычей и след простыл.