Шелестов кивнул:
– Я все понимаю и все помню, от имени группы хочу заверить вас, товарищ Берия, что мы сделаем все возможное для возвращения Маханова в Москву. Живым или мертвым…
– Не будем о грустном, – прервал его Берия, – ты только одно пропустил: слово «невозможное». Вы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы доставить в Москву живого Маханова или подтверждение его гибели. Я не верю, что Маханов перешел к немцам.
Буторин покачал головой:
– Если бы он хотел уйти к немцам, то не стал бы стрелять в Агеева, а помог бы диверсантам уничтожить оперативную группу начальника отделения НКВД.
– Это верно. – Берия спокойно воспринял то, что его, по сути дела, перебили. Обычно он не допускал этого, но сейчас ситуация была особой – слишком много стояло на кону. – К сожалению, на уровне районных центров мы не успели создать агентурную сеть. В Олевске у нас нет агента с конспиративной квартирой. Первое, что потребуется сделать, это добраться до Олевска и второе, более значимое, – найти подходящее прибежище и немедленно приступить к поискам. Чем быстрее вы разберетесь с Махановым, тем лучше. И – самое главное: к объекту «Сосны» проявляет интерес лично товарищ Сталин. Я пока не докладывал ему о ЧП, не потому, что хочу скрыть наш промах, а потому, что со вчерашнего дня это сделать просто невозможно. Избавьте меня от необходимости расстраивать товарища Сталина.
Шелестов повторил:
– Еще раз заверяю вас, товарищ генеральный комиссар, группа сделает все возможное и невозможное для выполнения ответственного задания.
Берия поднялся:
– Ну что ж. Признаюсь, вы одни из немногих, с кем я разговариваю с радостью. Конечно, сейчас о радости говорить неуместно, но это так. Обещаю, как только необходимость в использовании группы отпадет, вы будете реабилитированы и награждены по заслугам, вам будут возвращены воинские звания, вы воссоединитесь с семьями. Уже сейчас режим для них значительно ослаблен. Это в первую очередь касается капитана Буторина.
– Благодарю, товарищ генеральный комиссар.
– Все, у меня куча дел. Вам тоже пора на железнодорожную станцию.
Вскоре «Паккард» и «ЗиС» охраны покинули территорию дачи.
Как только уехал Берия, Платов спросил у Шелестова:
– Готовы?
– Так точно, товарищ майор госбезопасности.
– Тогда забирайте пожитки, оружие и – в машину. У нас не так много времени.
В 16.00 особая группа во главе с майором Платовым прибыла на охраняемую площадку загородной железнодорожной станции, где формировался эшелон бронетехники. К вагонам были прицеплены две «теплушки», одна из них – для взвода охраны эшелона, состоящего из восьми платформ. На каждой – по танку или по две бронемашины, замаскированные под грузовые контейнеры. Против немецкой авиации на ближней и дальней платформах были установлены счетверенные зенитные пулеметные установки «максим». Их расчеты усиливали взвод охраны.
Начальник эшелона подбежал к машине Платова:
– Майор Иванов.
– Я уже говорил вам о четырех командировочных до Киева.
– Так точно.
– Они со мной. Проводите их во вторую «теплушку» и проследите, чтобы никто не пытался войти с ними в контакт.
– Понял!
Платов повернулся к офицерам группы:
– На выход и – удачи!
Старший эшелона провел «командировочных» за штабелями ящиков к двери последней «теплушки». Шелестов, Буторин, Коган и Сосновский поднялись в вагон.
Сосновский воскликнул:
– Да тут как в номере люкс – свежее сено, топчаны на каждого, буржуйка и даже туалетные принадлежности! А что у нас здесь? – Он открыл угловой ящик. – Провизия! Как минимум на четверо суток! Живем, мужики!
Шелестов приказал:
– Из вагона не выходить, нужду справлять в заднем торце. Соблюдать режим секретности, двери вагона для проветривания открывать только на ходу и ночью. В случае налетов авиации противника – эвакуация без команды. В дальнейшем сбор в месте, которое я обозначу голосом и сигналом фонаря. Вопросы есть? Вопросов нет. Ну и прекрасно. Располагаемся, товарищи офицеры.
Сутки простоял эшелон на подмосковной станции и еще шесть суток шел до Киева. Немецкая авиация постоянно бомбила железную дорогу. Составу, в котором ехала группа Шелестова, повезло – его миновал удар германских бомбардировщиков.
Железнодорожники трудились воистину героически. Стоило немецкой авиации уйти, как они тут же принималась за восстановление поврежденных путей. Часто «Юнкерсы» и «Хенкели» налетали прямо во время работ. Железнодорожники гибли от бомб и пуль, но не прекращали работу.
1 июля эшелон благополучно добрался до Киева и встал в тупик, подальше от станции.
Здесь группа Шелестова, уже начавшая испытывать трудности с питанием, сошла с поезда. Надо было добираться до города. На это потребовалось еще трое суток. Часть пути прошли пешком, где-то их подвозили на подводах местные колхозники, однажды подвернулась легковая машина.
Ее обнаружили недалеко от воронки. Колеса пробиты, по крови в салоне было ясно, что водитель и старший машины сильно пострадали. Водитель оказался запасливым человеком. Кроме штатной запаски, он держал в багажнике целых пять камер и две покрышки. Коган с Сосновским перебортировали колеса.
Буторин запустил двигатель. Это была удача. Тем более что у автомобиля оказался полный бак горючего. На «Эмке» миновали Киев и 2 июля подъехали к Олевску.
Въезжать на машине в райцентр было небезопасно, еще издалека глазастый Буторин разглядел на окраине милицейский патруль. Оставили «Эмку» в лесу и стали дожидаться наступления темноты. Поздно вечером вышли к реке и по берегу двинулись в райцентр.
Шли по двое на расстоянии прямой видимости. Двигались осторожно, не спеша, осматриваясь и прислушиваясь. Ночью авиации опасаться нечего. Немцы летали строго по графику и только днем; ночью офицеры люфтваффе предпочитали отдыхать. Это группе Шелестова было на руку.
К полуночи прошли Речную улицу (знали бы офицеры, что именно здесь находился Маханов!), вышли на Чистую. Шелестов остановил группу, глянул на Когана:
– Дальше идешь один, Боря. Если твои родственники на месте и готовы нас принять, подашь сигнал фонарем, а мы пока в кустах посидим.
– Есть, командир.
– И аккуратно там, могут быть патрули.
– Вряд ли. Мало в райцентре наших осталось, а тем, кто есть, работы хватает и по охране значимых объектов.
– И все равно – аккуратно.
– Понял.
Коган исчез в темноте – пошел, прижимаясь к кустам, которые росли вдоль всей улицы.
Он дошел до дома № 10. Перепрыгнул через калитку. Залаял пес, но потом смолк, признав своего. На шум поднялась с постели Анастасия Степко. Отодвинув занавеску, выглянула на улицу и отшатнулась, увидев в палисаднике незнакомого мужчину.