Мадонна Семи Холмов - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Холт cтр.№ 11

Через три года после переезда Лукреции на холм Джордано, Лудовико, муж Адрианы, умер, и замок погрузился в траур. Адриана закрыла лицо черной вуалью и стала проводить еще больше времени со своими священниками. Какая же Адриана благородная, хорошая женщина! – думала Лукреция.

Однажды, в очередной раз вернувшись в замок из монастыря, Лукреция сидела за обеденным столом с Адрианой и Орсино и с сочувствием наблюдала за трапезой – они с Орсино ели на серебре, а Адриана, оплакивавшая свою вдовью долю, – с простых глиняных тарелок.

Лукреция наклонилась над столешницей, сделанной из мрамора и украшенной ценными породами дерева, и сказала:

– Дорогая мадонна Адриана, я понимаю, как вы страдаете, вы ведь овдовели. Моя мама тоже очень страдала, когда умер Джорджо ди Кроче, она плакала, жаловалась на то, что несчастна, но со временем почувствовала себя лучше.

Адриана поправила струившуюся по плечам длинную черную вуаль.

– Я не стану говорить о своей тоске и печали, – сказала она. – В Испании считается признаком дурного тона показывать свое горе всему свету.

– Но мы – Орсино и я – не весь свет, – не отставала Лукреция. – А мама…

– Твоя мать – итальянка. И будет лучше, если ты забудешь о своем итальянском происхождении. В Испании считается уместным делить с другими свою радость, потому что тогда ты даешь человеку что-то, что принесет ему добро. Делить же горе нельзя, потому что ты перекладываешь на плечи другого свою ношу, а испанцы слишком горды, чтобы просить об одолжении или помощи.

И вопрос был закрыт. Лукреция покраснела и уставилась в тарелку. Она поняла, что ей еще слишком многому предстоит научиться. Она чувствовала себя неловко, жалела о том, что затеяла этот разговор, и взглянула на Орсино, чтобы найти в нем поддержку. Но он на нее не смотрел. Орсино был одним из немногих, кого не приводили в восхищение ни ее золотые волосы, ни хорошенькое личико. Он обращал на нее столько же внимания, сколько на богато разукрашенные кресла в официальных покоях дворца.

Адриана же казалась совершенно спокойной, и Лукреция испугалась, что она так и не научится не разочаровывать эту прекрасную женщину, всегда стремящуюся поступать правильно.

Вечером того же дня, когда они с Адрианой сидели за вышивкой алтарного покрывала, Адриана произнесла:

– Скоро у тебя появится компаньонка по урокам музыки и танца.

Лукреция уронила золотую нить и затаила дыхание.

– У меня будет дочь, – пояснила Адриана.

– О да, но… Дочь? Я думала… – в свои девять лет Лукреция уже кое-что знала. Из окна материнского дома она видела кое-какие сцены, происходившие на площади, слышала разговоры братьев и слуг. Совершенно невероятно, чтобы у набожной вдовы могла родиться дочь!

Адриана глянула на нее с таким удивлением, что Лукреция снова залилась краской.

– Мой сын вступил в возраст брака, – холодно пояснила Адриана, – и скоро сюда прибудет его невеста. До церемонии бракосочетания она будет жить здесь как моя дочь.

Лукреция подняла иголку и вновь принялась за работу, надеясь скрыть замешательство.

– Это будет очень хорошо, мадонна Адриана, – произнесла она, а сама подумала: бедная девушка, ей придется выйти замуж за Орсино!

Адриана словно прочла ее мысли:

– Орсино – одна из лучших партий в Риме.

– А Орсино рад? – спросила Лукреция. – Наверное, он прыгает от радости, раз теперь у него есть невеста?

– Орсино воспитан как настоящий испанский дворянин. А испанские дворяне, дорогая моя Лукреция, не скачут от радости, как итальянские крестьяне в Кампо-ди-Фьоре.

– Воистину так, мадонна Адриана!

– А счастливым он будет, он осознает свой долг. Он должен жениться и иметь сыновей.

– А невеста?..

– Ты скоро ее увидишь. Я стану учить ее вместе с тобой.

Лукреция наносила ровные стежки и думала о своей будущей компаньонке. Хорошо бы невеста не слишком противилась… браку с Орсино.

Лукреция вместе с остальными сидела в большой темной комнате, стены которой по торжественному случаю украсили гобеленами.

Они собрались здесь, чтобы поприветствовать прибывающую в дом девушку, и Лукреция все время думала: что же эта девушка должна чувствовать? Наверное, она боится, и Лукреция постарается ее успокоить: она ведь по собственному опыту знала, что это такое – попасть в совершенно новую обстановку.

Орсино стоял подле матери. Адриана в очередной раз читала ему нотацию, и бедный Орсино выглядел еще мрачнее обычного, совсем не так, как должен был бы выглядеть жених. Как всегда в минуты волнения, косоглазие его стало еще заметнее, и он ежился под строгим взглядом матери.

Лукрецию также нарядили в черное, правда, платье ее украшала вышивка золотыми и серебряными нитками. Как жалко, что они придерживаются испанских обычаев! По всяким официальным случаям испанцы предпочитали черное, а Лукреция любила яркие краски – пурпур, золото и в особенности тот оттенок темно-синего, на фоне которого волосы ее казались совсем золотыми. Но и черное составляло удачный контраст с ее голубыми глазами и светлыми волосами, так что она не возражала.

И вот в комнату вошла Джулия Фарнезе. Ее сопровождал старший брат Алессандро, молодой человек лет двадцати. Это был горделивый, приятной наружности и прекрасно одетый юноша, но не к нему было приковано внимание Лукреции и всех собравшихся, а к Джулии. Она оказалась настоящей Красавицей, с золотистыми, как у Лукреции, волосами. Она была одета на итальянский манер, в голубое с золотом платье, и походила на принцессу из сказки, слишком прекрасную в этом мире торжественно мрачных Орсини.

Лукреция почувствовала приступ ревности: наверняка все станут говорить, что Джулия Фарнезе красивее ее, Лукреции.

Девушка преклонила перед Адрианой колени и назвала ее матушкой. Орсино подтолкнули вперед. И он, некрасивый и дрожащий, пробормотал свое приветствие. Лукреция всматривалась в прекрасное юное лицо невесты и искала в нем признаки инстинктивного отвращения – они неминуемо должны были проявиться, Лукреция даже забыла о своей ревности, так ей было жалко Джулию. Но прекрасное лицо оставалось спокойным: Джулия, как от нее и ожидалось, не выказывала никаких эмоций.

Они быстро подружились. Джулия была жизнерадостной, веселой, она уже прекрасно представляла, что есть жизнь, и с охотой отдавала свое внимание Лукреции – если поблизости не оказывалось мужчин.

Джулии было уже около пятнадцати, Лукреции – почти десять, и эта разница в годах давала Джулии большие преимущества. Она была более вольной в поведении, чем Лукреция, с меньшей охотой училась, и вовсе не стремилась во всем уступать окружающим. Когда они оставались наедине, она говорила Лукреции, что считает мадонну Адриану слишком строгой и напыщенной.