Так случилось и с выставкой в Беляево. Никакой опасности эта выставка, в сущности, не представляла — просто ее участники бросили вызов официальным властям. И те немедленно отреагировали — поспешили применить для борьбы с художниками-новаторами бульдозеры. Не разгроми Хрущев выставку в Манеже, вряд ли секретарь райкома принял бы такое нелепое решение.
Нетрудно представить, какой шум поднялся в мировой печати. Нам же, откровенно говоря, нечего было сказать в оправдание — случай беспрецедентный.
Нашим противникам тем самым было предоставлено широчайшее поле деятельности, и с этого плацдарма они начали новое, тщательно разработанное наступление. Не считаясь с расходами, всячески содействовали выезду «запрещенных» художников за рубеж и таким образом сразу убивали двух зайцев: во-первых, поднялась новая волна в печати: талантливым художникам не дают творить в СССР, и они бегут за границу; а во-вторых, был тут и определенный расчет: облагодетельствованные художники, оказавшись на Западе, постараются оплатить расходы своих патронов, активно включившись в «холодную войну».
Расчет этот полностью оправдался. Художники, эмигрировавшие за границу, выступили с инициативой одновременно открыть выставки художников-авангардистов в Москве и в Париже. Они надеялись на то, что у нас такую выставку запретят, и это открыло бы новые возможности для идеологов «холодной войны».
Не все участники этого мероприятия понимали политическую подоплеку. Многие из них несли картины на выставку, гордясь своим участием в этом престижном вернисаже.
Спрашивается, как должны были реагировать на это власти? Разрешить выставку? Разогнать ее или закрыть на все глаза? А может быть, надо было, наоборот, открыть всем глаза и рассказать, что кроется за этой невинной, казалось бы, затеей, рассказать честно, кто ее вдохновители, каким политическим целям она служит?
И вот в газете «Московский художник» подробно и убедительно прокомментировали разработанный на Западе сценарий и обратились к художникам: пусть каждый подумает, послужит ли его участие в выставке на благо общества или поможет тем, кто хочет углубить пропасть, которая разделяет противостоящие друг другу силы.
В результате выставка не состоялась, ибо смысл политической провокации стал для всех очевиден. Вот так можно обойтись без бульдозеров…
Вскоре КГБ с большим трудом добился разрешения у первого секретаря Московского горкома партии В.В. Гришина открыть выставочные залы авангардистской живописи в доме на Малой Грузинской улице и в одном из павильонов ВДНХ. Таким образом, художники самых разных школ как бы получили право на творческий поиск, хотя политики определенного толка по-прежнему нередко использовали их в своих целях. Только для этого художники-новаторы и были нужны.
Надо сказать, что еще до пресловутой «бульдозерной выставки» у меня были достаточно широкие связи с так называемыми авангардистами. Они интересовали меня не только как талантливые представители изобразительного искусства, но и как объекты пристального внимания определенных кругов на Западе, которые видели в них оппозицию советскому строю, и опять-таки не было твердой линии в этих вопросах у ЦК КПСС, наоборот, в отношении к изобразительному искусству ЦК проявлял поразительную двойственность. В СССР проходили выставки Фернана Леже, Пабло Пикассо и наряду с этим всячески заманчивалось творчество Кандинского, Фалька, Малевича и других. Душили всех, кто пытался сказать новое слово в искусстве. Спрашивается, при чем здесь КГБ? А при том, что все взоры были обращены к нашему ведомству, все запреты, по всеобщему убеждению, исходили от него. Постольку, поскольку КГБ должен был отвечать на запросы инстанций, мне пришлось посетить немало мастерских художников-авангардистов, я встречался и подолгу беседовал с ними, каждый раз убеждаясь, что эти люди, все силы отдающие любимому делу, полны желания служить своей Родине.
Художники-нонкорформисты вовсе не отвергали социалистический строй, они только стремились к новизне и самобытности в искусстве, я не берусь судить о достоинствах тех или иных художественных школ, у меня были свои задачи — обеспечить спокойствие и безопасность в государстве, не допустить, чтобы советских граждан использовали в своих целях «доброжелатели» на Западе.
Конечно, и среди сторонников модернизма были разные люди: искренние и не предавшие своих убеждений художники, подлинно талантливые, но были и люди иной категории. Жизнь покажет, кто чего стоит. Неизвестно, какое будущее ожидает тех, кто нашел убежище на чужбине и теперь надеется получить поддержку в России из-за своего прошлого. Пойдите на Крымский мост, к Центральному дому художника и посмотрите на гибнущие под дождем и снегом картины тех, кто еще вчера был кумиром публики.
Я вовсе не хочу сказать, что у художников-модернистов не было талантливых полотен, многие из них получили признание и у нас, и за рубежом. В искусстве все рано или поздно становится на свои места, и истинно талантливые произведения остаются жить в веках.
Я не застал того периода, когда тысячи людей подвергались незаконным арестам, лучших представителей интеллигенции гноили в тюрьмах и лагерях. Произвол вершился не только по воле руководителей, стоявших во главе государства, немало инициативы проявили и руководители органов госбезопасности. Я вовсе не пытаюсь избежать ответственности за участие в некоторых решениях, которые осуждены обществом. Одно из таких решений связано с деятельностью академика А.Д. Сахарова, который был выслан из Москвы в Нижний Новгород (тогда Горький). Люди, стоявшие у власти, оттолкнули этого крупнейшего ученого, не пожелали прислушаться к его словам, не захотели поспорить на равных и поискать компромисса. А главное, никто не пожелал вникнуть в суть его взглядов и убеждений. Одни отмахнулись: «Он не наш человек», другие испугались, а третьим не позволили вступить с ученым в диалог. Мне известно, как настойчиво добивались разрешения на публичный диспут с Сахаровым академики М.В. Келдыш и Н.Г. Басов. Они же настаивали и на публикации «Размышлений» А.Д. Сахарова, с тем чтобы определить и его, и свою позицию. Желая защитить Сахарова, академик Я.Б. Зельдович обратился в ЦК КПСС. Безрезультатно!
Но даже великий человек живет не в вакууме. Об окружении Сахарова я говорить не хочу, пусть каждый сам оценит свои поступки. Одни действительно заботились о нем, но были и такие, кто сознательно или совершенно неосознанно углублял его конфликт с властью.
К сожалению, со стороны представителей государственной власти, в том числе и со стороны КГБ, не было сделано того, что могло бы смягчить остроту ситуации.
Усугубляло положение и то, что Сахарова, сначала через окружение, а затем и напрямую, подталкивали к настораживающим нас действиям. Всем этим занимались наши идеологические противники в «холодной войне». Им нужен был не столько сам Сахаров, сколько его имя. В свое время судьбу Сахарова сравнивали с судьбой создателя американской атомной бомбы Оппенгеймера. Не хотелось бы идти по пути таких сравнений, однако следует отметить, что на имени Оппенгеймера никто не пытался заработать политический капитал. Американские власти поступили так, как сочли нужным: за отказ от работы над водородной бомбой Оппенгеймер был отстранен от дел и подвергнут остракизму. Ходили слухи, будто Сахаров, убоявшись подобного исхода и для себя, не последовал примеру американца.