Бедабеда - читать онлайн книгу. Автор: Маша Трауб cтр.№ 27

– Мам, Витя уже взрослый.

– Придешь из школы, суп свари. И проследи, чтобы он поел. А то запру тебя дома, и на тренировку не пойдешь.

– Да, мама, конечно, – ответила Людмила Никандровна, вспоминая, что Марьяша уже не раз рассказывала ей про прабабушкины повторяющиеся «странности» – то она в этом времени, то в прошлом. Болезнь прогрессировала. Людмила Никандровна в очередной раз твердо решила госпитализировать мать, пусть и против ее воли, пусть с криками и скандалами. Тем более что Марьяша стала бояться любых громких звуков и подскакивала от страха на стуле, когда кто-то заходил в ее комнату.

Но с внучкой Людмиле Никандровне было проще справиться – Марьяша послушно пила таблетки и витамины. Если она падала и разбивала коленку, тут же шла и сообщала бабушке. Не жаловалась, а констатировала – сухо, по делу. Марьяша удивительным для ребенка столь юного возраста образом могла объективно оценить собственное самочувствие. Если внучка жаловалась на головную боль, Людмила Никандровна ни секунды не сомневалась, что у нее болит именно голова, а не живот, например. И если Настя в детстве придумывала себе миллион заболеваний, активно симулировала болезнь, чтобы не идти в детский сад или в школу, если мама тоже любила пожаловаться на давление и ломоту во всем теле, то Марьяша никогда не обманывала. Ни единого раза. Иногда Людмилу Никандровну внучка даже пугала.

Когда Марьяше было года четыре, их пригласили на детский день рождения. Девочка, разыгравшись, упала и очень больно ударилась. Людмила Никандровна видела, как внучка упала, и могла оценить силу полученного удара. Но Марьяша даже не расплакалась. Она посидела минутку на стуле, сжав зубы, и снова пошла играть. Разве что бегать перестала. Было еще несколько случаев падения, когда у Людмилы Никандровны чуть сердце не останавливалось, но Марьяша старалась не плакать, хотя ей было больно. Если она плакала, значит, боль была нестерпимой или почти нестерпимой. Людмила Никандровна связывала такую особенность внучки с болевым порогом, но нет – Марьяша просто не хотела расстраивать бабушку. И научилась терпеть.

Шкала оценки интенсивности боли – от одного до десяти – кстати, очень подошла Марьяше. Людмила Никандровна случайно догадалась, что внучке так будет понятнее, хотя сама она не очень понимала, как можно оценить боль в шесть или в семь баллов. И чем боль в восемь баллов отличается от десятки и как понять – умеренная боль или сильная? У них в спортивной юности существовало два критерия – умираешь или нет. В остальных случаях идешь играть. А боль присутствовала всегда. Марьяша же не могла ответить на обычные вопросы, которые задают детям: «Болит? Сильно? Или очень сильно?» Внучка не знала, как отличить «сильно» от «не очень сильно». И тогда Людмила Никандровна вспомнила про систему оценок. Марьяша обрадовалась и всегда оценивала по этой шкале не только уровень боли, но и уровень своих и чужих эмоций.

– Прабабушка сегодня нормальная была. На твердую шестерку, – докладывала она. – Арина в садике упала. Плакала, будто на десять баллов, а на самом деле там и тройки не было. Бабушка, у меня нога болит. На восемь.

Единственный раз Марьяша оценила собственную боль на десять баллов. И Людмила Никандровна тут же повезла ее в травмпункт – внучка жаловалась на руку. В травмпункте дожидались своей очереди дети с разбитыми носами, переломанными ногами и разбитыми головами. Марьяшина рука выглядела нормально. Может, слегка припухла. На них смотрели с удивлением.

– Марьяш, как рука? – спросила Людмила Никандровна.

– Бабушка, десять, – ответила внучка.

Рентген показал перелом лучевой кости, так что Марьяша не ошиблась, и даже врач удивился, как вовремя они приехали.

На подготовишках возникли сложности. Детям не ставили оценки, а за работу в прописях или решение примеров клеили смайлики или цветочки. Эти наклейки доставались всем детям без исключения. Марьяша не понимала, насколько хорошо она выполнила задание. Людмила Никандровна подошла к учительнице и попросила ставить Марьяше оценки. Только ей, никому больше. Учительница пустилась в объяснения, что оценки не важны, тем более на подготовишках, а маленьким детям оценки могут нанести непоправимый вред и так далее.

– Просто ставьте Марьяше оценки, – строго, как доктор, разговаривающий с больным, велела Людмила Никандровна. И Марьяше тут же стало спокойно. Она, даже получая четверку, понимала, что должна сделать лучше. И кивала, видя тройку: «Заслужила». Ей было важно, что учительница не завышает и не занижает оценки (о чем опять же просила Людмила Никандровна), а ставит «справедливо».

Мать Людмилы Никандровны, напротив, терпеть не умела и не хотела. Так было еще в то время, когда они с братом были маленькими. Если Мила сама себе промывала раны, мазала зеленкой, терпела здоровенные гематомы на ногах, то мать страдала от банального пореза на руке. Она могла целый день провести в кровати, жалуясь на нестерпимую головную боль. Мила не понимала, как так бывает – нестерпимая боль? Один раз она закончила игру с вывихом плеча. Нинка после тяжелого перелома играла на обезболивающих. Их учили терпеть боль.

За переживаниями о матери и внучке Людмила Никандровна забыла, что ей стоит волноваться еще и за дочь. Хотя та в последнее время вела себя практически идеально, если можно так сказать в ее случае. Много времени проводила с Марьяшей, даже гулять с ней выходила. Правда, стала слегка «прибабахнутой», как заметила прабабушка в период просветления.

– Что это с Настей? – спросила она.

– А что с ней? – не поняла Людмила Никандровна, поскольку с Настей всегда все было что-то не так, и это считалось нормой.

– Прибабахнутая ходит все время. И взгляд ненормальный. Опять на наркоту подсела? – хмыкнула мать.

– Настя никогда не принимала наркотики, – ответила Людмила Никандрновна.

Мать поджала губы и кивнула:

– Ну да, ты ж у нас доктор великий, а наркоту и не заметила.

Настя – Людмила Никандровна могла голову дать на отсечение и сжечь диплом – никогда не употребляла наркотики. Ну, может, марихуану курила, но не более того. Даже энергетики не пила. С детства ненавидела все напитки «с газиками». Ее от минеральной газированной воды могло вырвать. У Насти был свой наркотик – любовь или то, что казалось ей любовью.

Но после замечания матери Людмила Никандровна стала наблюдать за дочерью. Да, та действительно вела себя немного странно. «Страньше», как говорила Марьяша, чем обычно. Во-первых, стала ночевать дома. Ложилась с Марьяшей и всячески ее тискала, обнимала и целовала. Марьяша скорее терпела вдруг вспыхнувшую материнскую нежность, чем была счастлива. Спать с мамой она не привыкла и уходила на диванчик в гостиной. Людмила Никандровна стала застилать диван на всякий случай. Настя, естественно, не замечала, что дочь уходит от нее и не хочет с ней спать. Поговорить с дочерью Людмила Никандровна не решалась. А Марьяша говорила, что захотела пить, в туалет и случайно уснула на диванчике.

– Тебе неудобно с мамой? – спросила Людмила Никандровна внучку.

– Удобно, но… она же все равно уйдет. И она пахнет странно… – как всегда, спокойно и по делу констатировала Марьяша.