Строение заметно контрастировало с бюргерским духом баварской столицы. Здесь, на насыпных холмах Обервизенфельда, на развалинах последней войны, пройдут Олимпийские игры, покажут миру новое лицо Германии.
В лифте – новом, только что открытом – Джульетта была одна. Она вспоминала свой первый день в Мюнхене, как они с Розарией поднимались по лестнице на восьмой этаж высотки для мигрантов в Хазенбергле. Этот лифт в считаные секунды катапультировал ее вверх на сотни метров. И даже голова не закружилась, разве что в желудке сделалось щекотно. Джульетте невольно вспомнилась немецкая поговорка о сердце, соскользнувшем в штаны. В ее родном языке сердце в таких случаях подскакивало к горлу, и это лучше соответствовало тому, что на самом деле она сейчас чувствовала. Почему у немцев от страха оно устремлялось в противоположном направлении, было загадкой.
Винсент стоял у окна смотровой площадки, сунув руки в карманы пальто, рядом с подзорной трубой, приводимой в действие монетой в пятьдесят пфеннигов. При виде его четкого профиля Джульетта затрепетала. На мгновенье ей показалось, что любовь того жаркого миланского лета жива, но иллюзия длилась недолго. Стоило Винсенту повернуться – и его лицо поразило ее своей холодностью. Он был как скала, даже не поздоровался. Джульетта невольно отпрянула от окна, ей почудилось, что она летит в пропасть.
Она ожидала чего угодно – что он призовет ее к ответу, обольет презрением с превосходством человека, сумевшего навести порядок в своей жизни. Чего она ни в коей мере не предвидела, так это бесчувственности. Голубые глаза, некогда ласковые, обратились в две ледышки. Джульетте даже почудилось, что их давнишний роман был не более чем ее грезой, глупой сказкой, которую навоображала себе наивная девчонка.
– Здравствуй, Винсент.
– Фотографии при тебе?
– Винсент, мне жаль…
Она пыталась разглядеть в его глазах хоть какой-то намек на былые чувства.
– Как ты могла?
– Прошу тебя, Винсент, я не имела такого намерения…
– Имела.
– Но я не хотела лишать тебя…
– Ты отняла у меня сына.
– У меня в мыслях не было причинить кому-либо боль.
– Тем не менее причинила.
– Я боялась.
– Меня? Германии? Я дал бы вам все… Тебе и… Винченцо… – Голос Винсента дрогнул. – Дом, будущее…
– Мне не хватило мужества, Винсент. – Она опустила глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. – Я – не ты.
Он молчал. За окном вдали можно было даже разглядеть Альпы, но Джульетта не смотрела в ту сторону.
– Я часто думала о тебе, Винсент, даже по ночам, рядом с Энцо… Я никогда тебя не забывала. Ты не представляешь себе, какой одинокой можно быть в браке.
Он молчал.
– Винченцо ничего не должен знать, Энцо тоже… Пожалуйста, Винсент… Семья – все, что у меня есть.
– Ясность в отношениях – вот что мне нужно. Так будет лучше для всех, включая мою семью.
Джульетта была обескуражена, хотя и почувствовала облегчение.
– Но при одном условии: я хочу, чтобы он учился в гимназии, чтобы поступил в университет. Он должен получить хорошее образование.
– Но, Винсент, мы же…
– Ты можешь отнять у него отца, но не будущее. В школе для мигрантов у него нет никаких шансов. Он должен учиться в гимназии.
– Он учился в гимназии в Милане. Здесь ему сначала надо выучить немецкий, а это нелегко. У Винченцо хорошие способности к математике и физике, но языки даются ему тяжело.
– Найми частного учителя, я оплачу.
– Нет, я не возьму от тебя ни пфеннига.
– Это не для тебя, для сына. – Винсент был непреклонен. – И еще я хочу видеть его фото. Регулярно, иначе все ему расскажу.
Джульетта поразилась его настойчивости, она оказалась не готова к торгу. У нее не было другого выхода, кроме как принять условия. При том что она совершенно не представляла себе, как объяснит Энцо, каким образом вдруг появились деньги на домашнего учителя.
Джульетта чувствовала себя совершенно беспомощной. Откуда такая жестокость? Ведь Винсент, как бы странно это ни звучало, все это время оставался ее мужем. Отцом ее ребенка.
«Включая мою семью…» Эти слова преследовали ее всю обратную дорогу, Джульетта не замечала, что вымокла до нитки. «Моя семья». А ведь под этими словами Винсент мог бы иметь в виду ее, Винченцо… и даже Джованни.
Глава 36
16 апреля 1969
Винченцо не понимает, почему его жизнь вдруг так изменилась. Я лгу ему, мужу, брату. И делаю это не ради Винсента, а ради Винченцо.
Книги, книги повсюду – от пола до потолка. Никогда еще Джульетте не приходилось видеть ничего подобного. Прямыми рядами, как оловянные солдатики, выстроились они в книжном шкафу во всю стену. «В этой квартире не нужны обои, – подумалось ей. – Книги – весь ее интерьер». Под ковром поскрипывал паркет, мягко пробили напольные часы, когда Джульетта с Винченцо ступили в кабинет господина Гримма. Это был приветливый старик с окладистой белой бородой, живыми глазами и крепким рукопожатием.
– Здравствуй, Винченцо.
Его голос вселял покой, вызывал доверие, но Винченцо смотрел на господина Гримма скептически. Лишь настойчивость матери заставила его переступить порог этой квартиры. Здесь была настоящая Германия, не то что в лавке дяди Джованни. Все дышало духом немецкой культуры. На фортепиано, прикрытом вязаной салфеткой, стоял бюст Бетховена. Обстановка вовсе не была роскошной, но в ней чувствовалось благородство, какое придает дому причастность его хозяина к науке.
Гримм всю жизнь преподавал в гимназии – немецкий, греческий, латынь, – но уже не один год был на пенсии. Когда Винсент беженцем прибыл в Мюнхен, Гримм с женой пустили его на постой, а со временем заменили родителей.
Хозяин предложил гостям сесть и сразу перешел к делу. Школа в Хазенбергле – позор отечественного образования. Они все еще полагают возможным насильно вбивать знания детям в головы. Едва ли не палками. Но учение должно приносить радость. Non scholae, sed vitae discimus!
[113]
Винченцо был не особенно силен в латыни. Гримм приветливо улыбнулся:
– К сожалению, я не знаю итальянского, хотя, конечно, бывал в Риме. Но, думаю, мы поймем друг друга.
Джульетта надеялась на это. А что ей еще оставалось? У нее не было выбора. Винченцо сохранял бесстрастность. Он не хотел выглядеть бедным родственником, выказывать благодарность за помощь, в которой не нуждался бы у себя на родине. Но Джульетта видела, что Гримм ему понравился. Иначе мальчик ушел бы сразу.
Гримм поднялся и достал с полки книгу, «Итальянское путешествие» Гёте. Джульетта не знала о ней. Оказывается, великий немец был еще и поклонником Италии.