– Мы больше не в состоянии принимать иностранцев, – говорил в новостях Гельмут Шмидт. – Число убийств…
Глава 70
11 июля 1982 года Винченцо снял фотографии со стены. Юлия на трехколесном велосипеде, Юлия на двухколесном велосипеде, Юлия с косичками, в ковбойской шляпе… Юлия задорно улыбается в камеру. На каждом новом снимке она все больше походила на Джульетту.
Винченцо пропустил пять лет ее жизни. Он сунул фотографии в карман светло-коричневой кожанки, натянул поношенные сапоги. Клеши и джемпер те же, что и пять лет назад, но выглядели теперь жалко. Снимки – вот все, что нажил Винченцо за эти годы.
Он вытащил из-под койки красную «феррари», которую несколько месяцев собирал из обрезков фанеры в тюремной мастерской, – подарок для Юлии. Югослав обнял его на прощанье.
– Италия, вперед!
Винченцо недоуменно посмотрел на него.
– Сегодня же финал. Германия – Италия.
– Вот как…
Винченцо было все равно. Он думал о Тане.
Она стояла на другой стороне улицы рядом с красным автомобилем и курила. Глаза Винченцо привыкали к солнечному свету. К движению повсюду. К небу, не заключенному в стены.
– Что это? – она кивнула на «феррари».
– Это для Юлии.
Они пристроили машину в багажник и поехали в детский сад.
Винченцо ждал в холле, пока Таня забирала Юлию из группы. Ему было не по себе, таким хрупким казался этот мир крохотных шкафчиков и скамеечек, миниатюрных крючочков для одежды и мультяшных зверушек.
Он нашел ее имя в списке – Юлия Бекер.
Имя показалось ему чужим. «Джулия Маркони было бы правильнее», – подумал Винченцо. Но в следующий момент почувствовал труднообъяснимую гордость за то, что она носит чужую фамилию. Вернее, облегчение, смешанное с надеждой, что девочка избежит проклятия, тяготеющего над его семьей.
Потом появилась она. Медленно, но без страха приблизилась к незнакомому мужчине. На Юлии был комбинезон из красного вельвета, руки в разноцветных пятнах краски.
– Это Винченцо, – представила Таня.
В глазах Юлии – смесь любопытства и скепсиса. Но какая же большая! Сердце Винченцо сжалось от стыда и любви.
Уже в машине она показала ему картинки, которые нарисовала пальцами. Все было естественно и просто – до неправдоподобия. Почти нормальная семья.
– А в Италии хорошо?
– Очень. Там всегда светит солнце.
– Мы поедем в Италию, мама?
– Да, конечно, когда вырастешь.
Они отправились в Олимпийский парк, к продавцам мороженого, горкам с трамплинами и прудам с весельными лодками. День выдался погожий, по-настоящему летний. Дул легкий ветерок, светило солнце. Винченцо внес «феррари» на горку, научил Юлию управляться с рулем и тормозами, и она, смеясь, покатила вниз. Винченцо бежал рядом, спотыкаясь и придерживая машину.
Теплый воздух, сухая трава, свет. Юлия смеялась: «Еще!» И они снова и снова бежали наверх. Она так расхрабрилась, что непременно заехала бы в озеро, не перехвати мать ее вовремя.
Таня явно переусердствовала, опекая дочь, но Винченцо не вмешивался. Он поднял Юлию в воздух и покружил, как на карусели. А потом еще подбросил несколько раз. Юлия визжала и смеялась, и мир вокруг искрился, пронизанный счастьем, – счастьем, которого так долго ждал Винченцо.
Таня их сфотографировала. Этот снимок так и остался единственным, где Винченцо и Юлия вместе.
Потом они отправились к Тане в редакцию. Там пахло чаем и гашишем – последний оплот анархии, прибежище инакомыслящих и карикатуристов, отголосок психоделического гитарного рифа в стране, которая давно танцевала под «новую волну».
Юлия подбежала к огромному столу, на котором лежал макет, – лоскутное одеяло из текстов, фотографий, комиксов. Плакат на стене с голубем мира призывал к демонстрации против политики Штрауса
[160]. «Першинги», атомная энергия, истребление лесов – картинки из жизни другой планеты. Для Винченцо не имело значения, в чьих руках власть, пока она давала возможность работать и кормить семью.
– Винченцо… Ута…
– Очень приятно.
Художница была в линялой майке с «пацификом», в котором Винченцо вечно мерещилась эмблема «Мерседеса».
– Много о вас наслышаны.
– Мы работаем и живем вместе, – пояснила Таня.
Винченцо настороженно поднял брови.
– Мы коллеги, – успокоила его Ута.
– Да, конечно…
Таня рассмеялась.
– Почему ты смеешься? – спросила Юлия.
– Просто так, – ответила Таня.
Ута разлила по чашкам чай. Неловкое молчание нарушил Винченцо:
– Ну что, сегодня смотрим финал? Германия – Италия.
Таня и Ута обменялись взглядами, которых он не понял.
– М-м-м…
– Где ты собираешься жить? – спросила Таня. – У Джованни?
Вопрос прозвучал как пощечина.
– Не знаю… – пробормотал Винченцо.
– Может, дать тебе денег на отель?
Винченцо крепился из последних сил.
– Нет… не надо.
У него не было ни пфеннига.
Таня отвела его в сторону, чтобы Юлия не слышала.
– Винченцо, у нас дочь. Но это не повод думать, что мы семья.
– Конечно, – ответил он. – Ты имеешь право на собственную жизнь.
– Увидимся на выходных?
Он кивнул. Тишина в комнате стала леденящей, это почувствовала даже Юлия.
– Ой, смотри, как интересно! – закричала она, тыча пальцем в комикс про полицейских.
Винченцо обнял дочь:
– Мы скоро увидимся.
– Куда ты? – всполошилась Юлия.
– Винченцо будет жить у своего дяди, – объяснила Таня.
Он поцеловал Юлию в лоб:
– Ciao, amore.
– Ciao.
– Пока, – повернулся он к Тане.
– Пока… Ты уверен, что тебе не нужны деньги?
Но Винченцо уже вышел за дверь. На улице он несколько раз глубоко вдохнул. Мир кружился, будто кто-то выбил из-под его ног опору. Винченцо огляделся. Солнце уже скрылось. Он понятия не имел, где находится и куда теперь идти. Он даже не сообщил Джованни о своем освобождении, потому что хотел провести этот день только с Юлией и Таней.