– Фудель, мелкий гаденыш, вчера сообщил… Как думаете, рубля не оставит?
Можно было посоветовать продать самовар, который достался от Терновской. Но играть на чувствах заядлого игрока Пушкин не стал.
13
По лестнице Агата поднималась, как на казнь. Надо было найти правильные слова. Но как объяснить Настасье, что она осталась сиротой по вине мадемуазель Бланш?! Нужных слов не было и не могло быть. Так случилось, трагическая вереница случайностей. Хотя никакой вины за ней нет: кто мог предположить, что шальной купец ударит прямиком в сердце. Теперь уж ничего не исправить…
Она вошла в номер, села на диван и позвала Настасью. Бедняжка, не догадываясь, какая весть ее ожидает, села рядом, доверчиво положив свои руки на ее ладони.
– Что вас задержало, мадемуазель Бланш? – спросила она. – Я уже начала тревожиться.
– Дорогая моя… Моя дорогая… – начала Агата и не смогла продолжить. Кажется, сейчас расплачется…
Настасья чутко заметила, что с мадемуазель Бланш творится неладное.
– Вы что-то узнали о Прасковье? Скажите, ничего не скрывайте…
Агата покачала головой.
– О Прасковье нет новых сведений… – Она собралась, чтобы не тянуть мучение. – Дорогая моя, милая Настасья. У меня дурные новости… очень дурные… Ваш отец… Андрей Алексеевич… скончался…
Последнее слово Агата с трудом вырвала из себя. Настасья слушала внимательно. Как будто не понимая того, что случилось…
– Простите, моя милая, что не уберегла его, – продолжила Агата. – Такая утрата… Простите меня…
– Это точные сведения? – довольно холодно спросила Тимашева…
– Он умер почти на моих руках… Ваш батюшка приехал вчера, хотел сделать вам сюрприз, но сегодня утром в ресторане… Один негодяй ударил его…
Больше говорить Агата не могла. Хватило сил, чтобы сдерживать рыдание, рвавшееся наружу.
Тимашева встала, отошла от дивана и раскинула руки, будто хотела взлететь.
– Свободна…
Агате показалось, что она ослышалась. Или бедняжка умом тронулась.
– Что, простите? – спросила Агата.
– Я свободна, мадемуазель Бланш! Свободна как птица! Могу любить, кого захочу! Делать, что захочу! Это свобода!
Так, с распахнутыми руками, Настасья обернулась. Лицо сияло улыбкой.
– Вы не представляете, как долго я этого ждала! Как ненавидела его! Как презирала! Но теперь все кончилось! Я хозяйка своей жизни! Все теперь – мое! – И она загребла к себе воображаемое счастье.
Нет, барышня не тронулась умом. Она была в здравом рассудке. Агата увидела в ней то, о чем говорил Тимашев. Да, эта наследница задаст жару. Самовластная, богатая, ни перед кем не держащая ответ… Отца не пожалела и про Прасковью легко забудет. Как и не было лучшей подруги… Агата ясно, будто пророчество, увидела, что случится: Настасья, войдя в права наследства, продаст имение, продаст дом на Большой Молчановке и укатит в Париж. Там найдет какого-нибудь юного смазливого барона, станет баронессой Кто-Нибудь и окунется в такой водоворот развлечений, в котором сгорит наследство. По сравнению с тем, что грядет, рулетка покажется детской шалостью.
Смахнув глупые и никому не нужные слезы, Агата встала.
– Примите мои искренние соболезнования, мадемуазель Тимашева, – сказала она.
Настасья бросилась и сжала ее в объятиях. Теперь все можно…
– Милая мадемуазель Бланш, не грустите! И не смейте ни в чем себя винить. Вы не знаете, каким чудовищем был этот человек.
– Как вам будет угодно…
– Прошу вас, не печальтесь! – Тимашева тормошила Агату. – Хватит нам слез. Сегодня вечером едем на рулетку. Вы со мной?
– Вы же дали слово…
Она засмеялась.
– Раз нет того, кому дала слово, то и слово не действует! Прошу вас, составьте мне компанию… Вдруг выиграем много денег…
Молча поклонившись, Агата поторопилась уйти. Она больше не могла и не хотела находиться в обществе мадемуазель Тимашевой. Пусть Пушкин живьем сожрет ее, отныне не станет ни охранять, ни опекать эту барышню. С такими, как Настасья, ничего не случается. Живут себе припеваючи. А страдают и гибнут только те, у кого есть сердце. Бессердечным барышням ничто не угрожает.
14
Любимого племянника тетушка изучила вдоль и поперек. Не было секретом, что означает каменное выражение его лица.
– Ужель тюремная карета с кандалами ожидает на бульваре? – спросила она, склонив голову.
Пушкин вошел молча, пальто снял молча и повернулся с молчаливой угрозой.
– А у тебя на пиджаке прореха, – сказала Агата Кристофоровна. – И пальто порвал на груди… Маленьким себе такого не позволял.
Призывы к миролюбию пропали зря. Шутить Пушкин не был расположен как никогда.
– Тетя, – начала он строго, – будьте добры показать фотографию…
Агата Кристофоровна была невинна как младенец.
– Какую фотографию, мой милый?
– Ту, что прячете за спиной.
Она оглянулась. Зеркало прихожей подло раскрыло ее уловку. Непростительная ошибка.
– Ах, эту… – сказала она, помахивая снимком, как веером. – Тебе зачем?
– Почему скрыли от меня?
– От тебя? Да разве от тебя что-то скроешь… Ты же сыщик.
– Зачем соврали про Полину Завадскую?
Вот теперь шутки в самом деле кончились. Тетушка вошла в гостиную. Пушкин двинулся за ней, как конвой. Она села на любимый диванчик. Который настрадался под игом Тимашева. И теперь радостно принял хозяйку.
– Я не хотела вспоминать об этой женщине… Никогда больше…
Пушкин стоял над ней, чтобы быть на высоте. С тетушкой это было непросто.
– Что ужасного она совершила?
– Если узнал, кто она… – Агата Кристофоровна глянула на лицо барышни, почти замазанное чернильным отпечатком ее пальца. – …знаешь, почему о ней забыли.
Логика была несокрушима.
– Хотел услышать вашу версию…
– Она ничем не отличается от той, что разболтал тебе негодный Лабушев… Не мог удержать язык за зубами…
– У него не было выхода, – сказал Пушкин и сел рядом с тетушкой. Высота положения ему надоела. С тетушкой она все равно бесполезна.
Совсем некстати Агата Кристофоровна погладила его по щеке.
– Какой ты стал суровый и жесткий, мой милый Пи…
На миг Пушкин ощутил такую теплоту и нежность, что мог растаять. Что было для него непозволительной роскошью. Броня должна быть крепка.
– Верно, что Амалия Тимашева выиграла после того, как Полина украла все деньги? – спросил он.