– Ну и хорошо, – легко согласилась она, наливая и передавая ему чашку остывшего чая. – Как служба, сыщик? Много страшных злодеев поймал?
– Большие злодеи перевелись, а мелкие неинтересны, – ответил Пушкин, хлебнув чай. На вкус, как скисшее молоко.
– Жаль, что Москва наша измельчала на преступников, – сказал тетушка, легкомысленно помахивая домашней туфлей. – А я думала, расскажешь какую-нибудь занимательную историю из жизни уголовного мира.
– И была бы – не рассказал бы, – ответил мрачный племянник.
– А что так? Во мне – как в банковском сейфе. Никому выдачи нет.
– Тайна розыска, не имею права, – последовал невежливый ответ.
– Ну и ладно. – Мадам Львова сунула руку под подушку и достала пакет, перетянутый шелковой тесемкой. – Тебе презент, мой милый бука!
Пушкин пробурчал благодарность, не забыв отметить: кажется, тетушка точно знала, когда он придет. Ну не может же она так понимать его? Для чиновника сыска подобная слабость недопустима.
– Слышал новость? В Москве появилась рулетка! Здорово, не правда ли?!
– Не может быть, – ответил Пушкин, из вежливости хлебнув чайку.
– Отчего же не может?
– Статья 990-я «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» и статьи с 260-й по 263-ю «Свода уставов о предупреждении и пресечении преступлений» сие запрещают. Азартные игры запрещены. Рулетка в том числе.
Тетушка всплеснула руками.
– Ах, боже мой! Статья 260-я! Статья 990-я! Ах, ох, ух! Фу-ты ну-ты! Какие страсти! Да о чем ты говоришь, мой дружочек? Кто у нас статьи эти читал, кроме вашей полиции? Кругом как играли, так и играют! И не подозревают о подобных строгостях! Признай честно, мой друг: проглядели рулетку. А еще сыскная полиция… Хо-хо!
Заявление было довольно обидным, потому что справедливым. Пришлось залить его мерзким чаем.
– Если вы, тетушка, имеете в виду статью 264-ю вышеназванного Свода, которая отменяет наказания за игру, если она служит игроку забавою или отдохновением в кругу семьи…
Тут мадам Львова хулиганским образом изобразила лошадиное фырканье.
– Да ты совсем чиновником заделался, мой дружочек! – сказала она. – Какая муха тебя укусила?
– Мух зимой нет. Как рулетку открыли, так мы закроем, – пообещал Пушкин. За что получил нежный хлопок по плечу.
– Не будь таким противным. Тебе это совсем не идет, мой мальчик…
Если тетя видела племенника насквозь, так и Пушкин изучил тетю. Начала заговаривать зубы рулеткой, значит, держит про запас кое-что еще. Так и случилось. Немного поругав погоду, нравы и манеры городовых, тетушка заявила, что у нее есть маленькая просьба, от которой нельзя отказаться. Понимая, что соглашаться не стоит ни в коем случае, Пушкин дал слово выполнить все, что от него попросят.
Оказалось, что тетушка хотела не так чтобы многого. В Москве проездом находится дочь ее старого приятеля Тимашева. Барышня была отправлена за границу, то ли на учебу, то ли с глаз подальше, и пробыла там под надзором родного брата Тимашева три года. Пока ее дядя внезапно не скончался. Мадемуазель Тимашевой было приказано вернуться под опеку отца. Имение его расположено под Москвой в ста верстах, так что барышне было позволено заехать на праздники в Златоглавую. Тем более у нее здесь проживают родственники. Ну и давняя знакомая Тимашева госпожа Львова, что считалось почти родством.
– Она милая, славная, хорошо воспитанная, образованная барышня, – сказала тетушка наигранно равнодушным тоном. – И такая красавица, что глаз не отвести. Кстати, Андрей Алексеевич Тимашев дает за ней очень даже приличное приданое. Ну и имение, конечно…
Все было ясно. Тетушка отправилась по скользкой дорожке сватовства. Не спасли ни ребусы, ни математические задачи. Как видно, все московские тетушки, даже лучшие из них, подобным заканчивают…
– Неужели барышня одна приехала? – спросил Пушкин, не выдавая, что раскрыл коварный план дорогой родственницы.
– Конечно нет, как можно! С Настасьей ее товарка или компаньонка – в общем, горничная и гувернантка в одном, девушка Прасковья. Они вместе были за границей, вместе в Москве.
– Что от меня требуется? – сухо спросил Пушкин.
– Совсем малость, мой дружочек: нанеси визит вежливости.
– Это всё?
– Какой ты противный стал у себя в полиции, честное слово! Нет, не всё! А покажи Настасье нашу Москву-красавицу, памятники и соборы, погуляй с ней по Тверской и Кузнецкому, покатай на санях. Ну и все такое…
– К цыганам в «Яр»
[17] отвести? – спросил племянник, за что схлопотал другой шлепок.
– Ты дал слово быть хорошим мальчиком!
Такого слова Пушкин, по-честному, не давал. Но деваться было некуда. Он обещал, что на днях, когда появится свободная минутка среди вороха срочных дел, заедет в гостиницу «Лоскутную», где остановилась барышня Тимашева. Этого тетушке было мало: она потребовала, чтобы «мальчик» нанес визит непременно сегодня. И чтобы не был таким мрачным субъектом. Барышни от этого чахнут, как цветы.
– И пожалуйста, не закрывай рулетку, – сказала она, провожая племянника и подставляя ему щеку для поцелуя. – Там все пристойно, как мне донесли. Я только собралась посетить ее, вспомнить молодость. Ты знаешь, я ведь играла…
Пушкин семейные предания помнил. Он обещал не трогать гнездо азарта, пока дражайшая родственница не просадит там столько денег, сколько сочтет нужным.
3
Арбатская часть Москвы походила на провинциальный городок. Тихие улочки с одноэтажными домами, окруженные садиками, дремали под неторопливое течение времени. Большая Молчановка мало чем отличалась от соседней Малой Молчановки, Борисоглебского или Кречетникова переулков. Неширокая, чтобы разъехаться двум телегам, уютная, застроенная небольшими особнячками и укутанная снегом. Выпавший покров дворники расчистили с проезжей части, навалив снежные буруны на тротуары и прокопав среди них узкие тропинки, чтобы господа пешеходы не проваливались по пояс. В утренний час Большая Молчановка степенно дремала. Лишь над трубами вились дымки растопленных печей.
На побелевшей улице черная фигура была хорошо заметна. На голове прохожего красовалась фуражка с кокардой почтового ведомства, через плечо форменной тужурки перекинут ремень кожаной сумки. Действительно, это был не кто иной, как служащий почтово-телеграфной конторы № 12, что на Арбатской улице в доме Бизыкина, известный всей округе почтальон Глинкин.
Известен он был тем, что всегда ходил по намеченному маршруту, никогда с него не сворачивая. По адресам можно было пройти десятком разных путей. Но Глинкин никогда не менял избранного. В каждый дом приходил он с такой строгой последовательностью, что в заведенный час раздавался стук или звонок в дверь. Наверняка в каком-то доме кухарка проверяла по его появлению часы. Что удивительно, Глинкин не только вручал письма и бандероли, но и упрямо сообщал: «Сегодня для вас писем нет-с!» Причем каждый день. Жители настолько привыкли к почтальону, что прощали ему такое откровенное чудачество. Как видно, в прошлой жизни Глинкин был англичанином-педантом и захватил в новую нажитые привычки.