Изменившийся человек - читать онлайн книгу. Автор: Франсин Проуз cтр.№ 10

Если с кем-то проработал достаточно долго, выясняется, что ему ничто человеческое не чуждо. Бонни наблюдала, как у великого человека весь день испорчен из-за пятнышка от соуса на галстуке. Но он истинно верующий, и вера его — в то, что человека надо спасти, выручить из тюрьмы, накормить, обогреть, дать ему образование, позаботиться о его здоровье, отстоять его права, — это цели высокие, с какой стороны ни посмотри. Ну и что из того, что Мейеру, может быть, нравится в глубине души быть главой культа? Ведь он не программирует Бонни на убийство голливудских звездочек или полеты в космос с пришельцами.

И все же Бонни хочется, чтобы не она одна занималась деталями, воплощающими в жизнь мечты Мейера. Прошлым летом в лагере «Гордость и предубеждение» в Мэне (Берегите свою гордость! Отбросьте предубеждения! Приветствуйте разнообразие мнений!) ведь это Бонни добывала адвоката, когда ребят забрали за курение марихуаны. Ведь это Бонни разыскала хирурга утром в День благодарения, когда у боснийского борца за мир случился аппендицит. Бонни нашла резервных поставщиков провизии для Копенгагенской конференции после паники из-за коровьего бешенства — фармацевтическую компанию, которая посылала пенициллин работникам международной помощи в Сомали, чтобы улучшить свою репутацию. Почему Бонни — избранная? Понятно. Она женщина. Но это не может быть единственной причиной. Других женщин в офисе не выделяют. Потому что Бонни не умеет сказать «нет»? Она склонна думать, что Мейер видит в ней человека, на чей героизм он вправе рассчитывать.

Какая редкость — иметь начальником человека, который лучше тебя. Только оттого, что она находится рядом с ним, Бонни стала более вдумчивым и доверчивым существом. Она многому научилась, наблюдая за тем, как он с первого взгляда оценивает человека. Он сказал, что этим умением приходится быстро овладеть, когда спасаешься от немцев. В таких условиях неверно оценить намерения человека — непозволительная роскошь. Поэтому, если Мейер говорит, что Винсент — это человек, который хочет измениться, а не серийный насильник, Бонни хочет верить, что Винсент — человек, который хочет измениться, а не серийный насильник. И это означает, что она должна быть смелее, чем ей свойственно. И это тоже хорошо.

Да и не похож Винсент на серийного насильника. По правде говоря, если бы он не был неонацистом… ладно, бывшим неонацистом, а Бонни — одинокой матерью двоих детей и монашкой, целиком поглощенной сбором денег для фонда, она могла бы даже счесть Винсента… привлекательным. На грубоватый лад, но некоторым женщинам это нравится. Или могла бы подумать так, если бы развод не привел ее к убеждению, что спокойнее не замечать, привлекателен ли мужчина или нет.

После того как Мейер уговорил ее поселить Винсента у себя, Бонни раньше всего подумала, что жизнь Винсента в опасности — он сам об этом ясно сказал. Интересно, что раньше всего она испугалась не самого Винсента, а его друзей, таких же, какие выследили этого беднягу — дезертира в Вайоминге. Они ему… Отрезали три пальца на ногах. Может быть, у Бонни тоже есть чутье. Это немного успокаивало. В каком отношении? В том, что дружки его не выследят и не изрешетят пулями ее дом, прямо из машины? Укол горя заставил ее прогнать картину, где ее мирно спящих сыновей белые расисты расстреливают на ходу из машины. Как она могла подвергнуть их такому риску? Ради Мейера? Нет, не в Мейере дело. В том, чтобы спасти человека, изменить его жизнь.

Мальчики, наверное, уже дома. Бонни отдала бы все на свете, чтобы оказаться сейчас с ними, сбросить туфли, надеть рубашку и джинсы и возиться на кухне, а не сидеть в этой мертвой пробке, ни туда, ни сюда уже пятнадцать или двадцать минут, в ненормальной весенней жаре, с интересным дополнением в виде человеческой бомбы замедленного действия на пассажирском сиденье… а это что еще? На щитке мигает огонек. Огонек говорит: «Механизм требует вашего внимания». А он-то когда зажегся? И что, прямо сейчас требует? Или когда руки дойдут?

То ли руль вибрирует почему-то, то ли у Бонни какой-то нервический тремор, которого тоже не было утром. Успокойся. Она знает, что сказал бы Мейер: ищите скрытого блага. Книги Мейера полны историй, где он спрашивает, чего хочет Бог, и ответ каждый раз помогает ему избежать смертельной опасности. Попробовал бы Мейер увидеть благо в этой пятилетнего возраста машине, в жаре, в заторе. Мейер пешком ходит на работу.

Ну, благо уже то, что из-за пробки оттягивается миг, когда Бонни должна будет представить детям нового квартиранта. А другое благо — то, что присутствие Винсента вынуждает ее сохранять достоинство, а не бить ладонью по рулю и не стонать, как могло бы случиться, будь она одна. Винсент, наверное, знает, что надо сделать, если это мигание окажется серьезным сигналом. Он мужчина. Он работает в шинной мастерской.

И это означает, что жизнь ее — сентиментальный рассказец в духе О. Генри по сценарию Мейера. Наша героиня поступает хорошо, ее машина ломается, и — сюрприз! — бездомный пассажир-скинхед приходит на помощь.

Винсент говорит:

— Я, правда, благодарен, что вы позволили у вас приткнуться.

— Благодарить надо Мейера, — говорит Бонни, — а не меня.

Она хотела сказать другое. Это не моя идея. Мне велел начальник. И разве это не правда отчасти? Она просила Мейера, чтобы он позволил ей позвонить в гостиницу и заказать для Винсента номер. Мейер был уверен, что Винсент исчезнет еще до утра. Бонни напомнила Мейеру: она в разводе. Она живет в пригороде с двумя сыновьями-подростками. Он в самом деле думает, что подселить к ним нациста — разумно?

Мейер сказал:

— Что я могу знать? Меня, неизвестно кого, спасали мужчины и женщины, не спрашивая себя: разумно ли?

— Это не одно и то же, — возразила Бонни. — Прятать вас и прятать нациста — большая разница.

Всего несколько минут назад Мейер сам сказал это Винсенту.

— Бывшего нациста. — Мейер покачал ладонью. — Человека, который просит помощи.

В который раз Мейер показал ей, что она мыслит узко, мелочно, заботится только о своей мягкой кровати, о своем доме, детях, о спокойствии семьи, а если чутье не подвело его, то добро, которое может принести Винсент, перевесит все это вместе взятое. Этот человек может разговаривать с ними — может достучаться до расистов, за которыми Антидиффамационная лига и Южный центр защиты нищеты ^[11] могут только следить издали. А если Винсент не проймет их? Он не обязан их обращать. Пусть хоть одного подростка отпугнет, чтобы не превратился в одного из них.

— Он тот еще мужик, — говорит Винсент. — Когда он показал татуировку, я обалдел.

— Я тоже, — говорит Бонни. — Правда, невероятно?