Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище - читать онлайн книгу. Автор: Карен Ли Стрит cтр.№ 6

Лицо жены хранило абсолютную невозмутимость. Казалось, она прекрасно понимает, о чем говорит ее визави, хотя это, конечно же, было невозможно.

– В этом даю вам слово, – продолжала Сисси, пожимая руку спутницы жизни моего врага. – И желаю вам доброго здравия.

– Как и я – вам, – в свою очередь заверила ее миссис Рейнольдс.

Обе обменялись загадочными взглядами, словно бы проникающими в самую душу собеседницы, затем моя жена крепко пожала руку актрисы, поднялась и с искренним состраданием на лице двинулась к выходу. В этот момент миссис Лэрд приступила к работе более тонкой и принялась выводить на белоснежной коже миссис Рейнольдс синеватые вены. С трудом оторвав взгляд от ее макабрического художества, я пробормотал: «Прощайте», – и поспешил следом за женой.

По пути домой мы обсуждали достоинства пьесы, но о самой актрисе не обмолвились ни словом. Только после того, как мы расположились в гостиной, с чашками подогретого сидра в руках, дабы прогнать прочь холод зимней ночи, Сисси устремила на меня ожидающий взгляд. В экипаже я лихорадочно размышлял, что ей сказать, и решил не изменять истине, но и не раскрывать ее всю целиком.

– С миссис Рейнольдс и ее мужем мы познакомились в Лондоне, где они были известны под именами миссис Ровены Фонтэн и мистера Джорджа Уильямса. По-моему, в то время она была замужем за кем-то другим, однако и с Уильямсом имела… полное взаимопонимание.

Сисси задумчиво поджала губы.

– Ты хочешь сказать, они были любовниками и обманывали ее мужа?

– Да, – согласился я, радуясь возможности бросить на обоих тень. – В ознаменование сего союза она носила расписную брошь, в точности повторявшую его глаз, а он – копию ее глаза. Отчего они сменили имена, мне неизвестно. Возможно, мистер Фонтэн еще жив, и они скрылись от него за океаном, либо считают, что пятно развода может повредить их театральным успехам.

Сисси согласно кивнула и, не сводя с меня взгляда, поднесла к губам чашку.

– Да, но каково совпадение: ведь миссис Фонтэн приехала в Филадельфию вскоре после твоего возвращения из Лондона. И этот ее портрет, что мистер Стрит выставил в зале Фонда художников… не странно ли, что она или ее возлюбленный заказали такую работу, едва появившись в городе?

С тех пор, как мы увидели портрет миссис Фонтэн на той злополучной выставке, прошло более трех лет. Отнюдь не желая волновать жену всей правдой о миссис Фонтэн и Джордже Уильямсе – особенно об их стараниях погубить меня там, в Лондоне – я всей душой надеялся, что Сисси позабыла о нем. Но нет, не тут-то было…

– Да, дорогая, действительно, выглядит это странно, но не забывай: мистер Стрит утверждает, будто имеет нюх на чужие таланты. Помнишь, как он объявил, что написать мой портрет для него – честь, ведь он-де знает, что мое искусство переживет века. Держу пари, его нос учуял и тщеславие сей леди, и аромат ее таланта, едва она появилась в городе, и посему он предложил запечатлеть ее лик на холсте за символическую плату.

Сисси с улыбкой подняла взгляд на мой портрет, повешенный ею на стену в гостиной. Я в знак протеста, чтобы избавить себя от необходимости лицезреть его, поставил свое кресло прямо под ним. На все уговоры Роберта Стрита позволить ему запечатлеть мой лик для грядущих поколений (и, конечно же, заработка ради) я неизменно отвечал отказом, но затем он предложил выполнить сию работу даром, и я не смог отказать жене в просьбе подарить ей этот портрет ко дню рождения. Конечно, портрет был написан искусно, но мне не слишком понравилось выражение собственного лица, да и идея изобразить меня с пером в руке, над чистым листом бумаги, казалась слишком уж очевидной.

– Что ж, тот потрясающий портрет я прекрасно запомнила, – объявила Сисси, вновь взглянув на меня. – Более того: по-моему, именно этот образ миссис Рейнольдс был отпечатан на афишах «Мстительного духа».

– Должно быть, ныне этот портрет внушает ей противоречивые чувства: ведь с тех пор ее красота понесла столь страшный урон. Полагаю, в ее гриме содержится некий вредоносный элемент. Возможно, мышьяк. И этот зеленый костюм, по всей видимости, также выкрашен мышьячной краской ^[4]. Воистину, тщеславие – вот мстительный дух, ведущий эту леди к погибели.

– Как это печально, – согласилась жена. – По-моему, она понимает, что ее здоровье серьезно подорвано, вот ей и хочется избавиться от всех мстительных духов и обрести душевный покой.

– Ты проницательна и в то же время добра!

– Однако до сих пор в толк не возьму, что породило вражду между тобой и мужем миссис Рейнольдс.

Во взгляде Сисси чувствовался вызов. Определенно, уклоняться от этого вопроса далее я не мог.

– Отец Джорджа Уильямса провел шесть лет в Ньюгейтской тюрьме. Джордж Уильямс полагает, будто в этом виновны родители моей матери, а значит, я, их потомок, должен поплатиться за их предполагаемые преступления.

– «Сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается» ^[5], – процитировала Сисси.

– Суждения более истинного, пожалуй, на свете не сыскать, однако, боюсь, Уильямс ожесточен до глубины души. Могу лишь надеяться, что, взяв себе новое имя, он принял и новый характер. Или что хотя бы жене удалось убедить его забыть обиду.

– По-моему, вполне удалось, – прошептала Сисси. – Я сердцем чувствую. Смерть подступает к ее изголовью, вот ей и не хочется тратить впустую или пятнать раздорами отпущенное время. Наверное, потому-то и игра ее так убедительна. На сцене она воспаряет духом, чтоб люди запомнили ее самые лучшие стороны, а не самые низменные помыслы.

Возможно ли, что ползучего злобного беса по имени Месть более незачем опасаться? Мог ли успех в самом деле изменить эту парочку к лучшему? Так ли, иначе, однако меня все не оставляла мысль: что, если красота актрисы и в самом деле столь немилосердно изглодана тлетворным духом ее дурных намерений?

Среда, 14 февраля 1844 г.

Уму непостижимо, насколько непредвиденный случай способен изменить ткань человеческой жизни, как расседается покойное сплетение ее нитей в острых когтях страха! Два года назад мы, как обычно, радовались приятному вечеру, слушали пение Вирджинии под фортепьяно, и вдруг из ее рта брызнула кровь, оросившая дьявольским дождем ее платье! Сколько бы я ни относил сей эпизод на счет лопнувшего кровеносного сосуда, что вполне излечимо толикой отдыха, этот момент остался в памяти, точно шрам. С тех пор любая, пусть самая мелкая перемена в ее самочувствии, будь то легкое першение в горле, усилившаяся бледность, а то и просто усталость, ввергала меня в отчаяние; когда же Сисси становилось лучше, от облегчения сердце пускалось в пляс.