Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999 - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 63

Прусский случай известен лучше всего. С финансовой точки зрения Пруссия была сильнее Австрии; но в краткосрочной перспективе конституционный кризис и война с Данией порождали кризис денежного потока. Как только стало ясно, что ландтаг не санкционирует никакого государственного займа, Бисмарку пришлось исполнить свою угрозу: он решил прибегнуть к другим источникам.

В начале 1864 г. представилась возможность займа в 15 млн талеров у консорциума банков, возглавляемых Рафаэлем Эрлангером. Бляйхрёдера новость встревожила: он знал, как враждебно Джеймс относится к выскочкам вроде Эрлангера. Поэтому Бляйхрёдер и поспешил заверить Джеймса, что предложение было «полностью отклонено», хотя на самом деле «Зеехандлунг» вскоре после того провел какую-то операцию с Эрлангером. Трудность заключалась в том, что Ротшильды хотели, чтобы Бляйхрёдер остановил Эрлангера, и в то же время сами не хотели одалживать деньги Берлину напрямую. Когда Бляйхрёдер предложил, чтобы правительство добыло деньги, заложив 4,5 %-ные облигации на сумму около 20 млн талеров, уже авторизованные съездом, чтобы заплатить за Силезские железные дороги (пока непроданные), Джеймс направил его к Майеру Карлу; но последний переложил ответственность снова на Джеймса, заявив, что Парижский дом должен «оставаться в стороне» от такой операции. Бляйхрёдер счел разумным скрыть такой отказ от Бисмарка: «Напротив, я постарался убедить его в том, что ваши почтенные дома охотно окажут поддержку финансовым операциям Пруссии». К тому времени в правительстве не было единства по финансовому вопросу; министр финансов Бодельшвинг был против направления железнодорожных облигаций на военные цели, и Бисмарка заставляли созвать съезд в надежде добиться авторизованного займа. Но все надежды, что победа над Данией заставит либералов в ландтаге стать более благодушными, исчезли в 1865 г., когда поведение правительства осудили как незаконное и все его запросы на предоставление средств решительно отклонили.

В связи с этим возникает важный вопрос: если бы Австрия согласилась продать Гольштейн Пруссии, каким образом Пруссия бы за него заплатила? Уже в ноябре 1864 г. Бисмарк обещал «прекрасные эквиваленты денег»; если бы эти эквиваленты «были высоки», как сказал Эстерхази прусскому послу Вертеру, «он не отказался бы от предложения». Именно здесь Ротшильды впервые пожелали выступить в качестве посредников. Бляйхрёдер и Мориц Гольдшмидт из Венского дома вели постоянную переписку, пытаясь договориться о цене, которая устроила бы обе стороны. Как писал Гольдшмидт, сумма, о которой шла речь, «должна быть достаточно крупной, чтобы преодолеть страшное нежелание улаживать дело с помощью наличных, что было бы не слишком почтенно». Такой же точки зрения придерживался и Пленер, австрийский министр финансов. Вскоре стало ясно, что Пруссия имеет в виду сумму в 40 млн гульденов (около 23 млн талеров). Но откуда она должна была появиться? Пусть Бляйхрёдер и уверял, что у Пруссии «сундуки полны», но Бодельшвинг, выступая на съезде, объявил, что война против Дании уже обошлась в 25 млн талеров, причем половину этой суммы взяли из государственной «казны» (то есть из резервных фондов); по мнению Бляйхрёдера, после всего в резерве еще оставалось около 37 млн талеров. Если бы Пруссия купила Гольштейн, у нее бы осталось немного.

Вторая возможность заключалась в том, чтобы Пруссия продавала государственную недвижимость с целью собрать необходимые средства. На самом деле вариантов здесь было два, и оба Бляйхрёдер уже предлагал до 1864 г. Первый касался железной дороги между Кельном и Минденом (возле Ганновера), «главной опоры железнодорожного сообщения на северо-западе Германии»; второй, более амбициозный, проект относился к так называемым королевским землям в Сааре и особенно к тамошним угольным шахтам. Вначале королевство Пруссия вложило около 1/7части капитала в 13 млн талеров в прокладку линии Кельн — Минден, но, по условиям сделки, заключенной с министром торговли Пруссии бароном Августом фон дер Хейдтом, Пруссия гарантировала выплату процентов со всей суммы и в обмен получала право в 1870 г. выкупить доли всех остальных акционеров. В декабре 1862 г. Бляйхрёдер предложил преемнику фон дер Хейдта, фон Итценплитцу, чтобы правительство вернуло свой опцион на акции компании за 14 млн талеров. Еще один вариант, предложенный Бляйхрёдером в ноябре 1863 г., заключался в том, чтобы правительство продало королевские земли в Сааре специально созданной акционерной компании, оставшись мажоритарным акционером, но получив от компании деньги за остальные акции. Слухи об этой сделке ходили начиная с 1861 г., хотя сообщения о том, что французские Ротшильды предлагали 20 млн талеров за шахты, оказались необоснованными. Если не считать очевидных преимуществ от того, что правительство получало требуемые им деньги, приватизация имела дополнительное обоснование: если бы, как полагал Бисмарк, Франция потребовала Саарские земли в качестве «компенсации» за прусскую территориальную экспансию в других местах, шахты все равно остались бы во владении Пруссии. С точки зрения Бляйхрёдера, приватизация расширяла в Рейнской области и без того значительную промышленную империю Оппенгеймов, с которыми он также наладил прочные деловые связи.

В самом деле, можно было бы считать большой удачей, если бы благодаря таким мерам Ротшильдам и их помощникам в Пруссии удалось разрешить ссору между Австрией и Пруссией. Но там их поджидала и ловушка. Если бы у Пруссии появились деньги, Бисмарк вполне мог бы поддаться соблазну и воспользоваться ими не для уплаты за Гольштейн, а для развязывания войны с Австрией. На самом деле еще до Гастайнского договора прусское правительство думало как раз о том же. 18 июля 1865 г., когда было достигнуто соглашение по линии Кельн — Минден, по которому правительство уступало опцион на акции на 13 млн талеров, Бисмарк сразу же сообщил кронпринцу: «Появились финансовые условия для полной мобилизации и одногодичной военной кампании; сумма составляет около 60 млн талеров». «У нас есть деньги, — ликовал военный министр Роон, — которых хватит на то, чтобы у нас были развязаны руки во внешней политике, хватит, если понадобится, на то, чтобы мобилизовать всю армию и заплатить за всю кампанию… Откуда деньги? Не нарушая закона, главным образом благодаря договоренности с железной дорогой Кельн — Минден, которую я и даже Бодельшвинг считаем весьма выгодной». Вскоре австрийский поверенный в делах Хотек сообщал, что у Пруссии «такой важный запас денег, какой обычно держат наготове в предвкушении войны» ^[62]. С другой стороны, продажа линии Кельн — Минден еще не гарантировала победы; Роон еще рассуждал с точки зрения того дипломатического рычага, какой приобретала Пруссия благодаря своей явной готовности к войне, а не действительной войны. В августе и Бисмарк отговаривал Бляйхрёдера продавать ценные бумаги от его имени «из преждевременного страха перед войной». «Условия наших финансовых и военных приготовлений, — писал он после Гастайна, — требуют не форсировать разрыв раньше срока». В особенности у Бисмарка имелся повод бояться того, что, если и Австрии удастся добыть деньги, противоборствующие стороны, по крайней мере в финансовом исчислении, окажутся в равных условиях. Поэтому летом 1865 г. его цель была проста: любыми средствами, имеющимися в его распоряжении, помешать австрийскому правительству успешно получить заем.