Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999 - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 51

Таким образом, молодое итальянское государство с финансовой точки зрения оказалось разочарованием. Письма Ротшильда 1860-х гг. полны оскорблений в адрес нового королевства: итальянцев он называл «сбродом», а постоянно меняющихся министров — «ослами» и «идиотами». Саму же Италию он называл не более чем «притворной великой державой». В сентябре 1864 г. Альфонс произвел на свою кузину (и тещу) Шарлотту впечатление «озабоченного, потому что дом перегружен итальянскими ценными бумагами. Он говорит, что королевство Италия протянет недолго»; кроме того, Альфонс предчувствовал рост «ненависти между Неаполем, Сицилией, Тосканой и Пьемонтом». До начала объединения Джеймс надеялся, что новое государство станет чем-то вроде более крупного Пьемонта; вместо того, как с досадой заметил Альфонс в 1866 г., кредит Италии стремительно падал и сравнялся с кредитом Испании или Мексики. «Эти итальянцы настоящие мошенники, — сердито писал он, услышав о новом налоге на иностранный капитал, — и я по крайней мере могу поздравить себя с тем, что всегда считал их такими, несмотря на лирику и тирады в их защиту, которые произносились в Англии и Франции».

С другой стороны, и слабое правительство могло стать источником хороших операций. Несмотря на ворчанье Джеймса, Ротшильды несколько раз помогали Национальному банку пополнить тающие резервы драгоценных металлов начиная с сентября 1862 г. Через полгода Лондонский и Парижский дома провели крупную эмиссию рентных бумаг примерно на 500 млн франков (номинал) ^[52]. Однако вскоре деньги понадобились снова, и в 1864 г. правительство и его банкиры долго спорили из-за цены, по которой правительство соглашалось продавать свои казначейские векселя. Более или менее приготовившись к выпуску рентных бумаг еще на 150 млн, Ротшильды с ужасом узнали, что итальянское правительство продает краткосрочные облигации по такой цене, которая расшатывала рынок. Только для того, чтобы предотвратить дальнейшее падение, Джеймс и Лайонел договорились о займе в размере 17–18 млн лир золотом.

Хотя неспособность итальянского правительства сбалансировать бюджет и последовавшее вскоре падение цен на государственные облигации смущали главных иностранных банкиров Италии, все вышеописанные операции отнюдь не были неприбыльными. И все же Джеймс и Лайонел были недовольны полученной комиссией. Вдобавок они хотели воспользоваться постоянными трудностями итальянского правительства с движением денежной наличности для того, чтобы вынудить его предоставить уступки их железнодорожной компании. Правда, их надежды на «слияние» Ломбардской линии и всех незавершенных линий к югу от Ливорно, Рима и Неаполя не оправдались из-за политической оппозиции в новом итальянском парламенте, где не хотели, чтобы иностранцы контролировали национальную железнодорожную сеть; депутатам, естественно, хотелось, чтобы у Италии было не только свое государство, но и свои железные дороги. Но к 1865 г. финансовые потребности правительства пересилили такой экономический национализм: за 200 млн лир договорились продать существующие государственные линии Ломбардской компании. Из-за этого финансы самой компании оказались в опасности и потребовались краткосрочные займы и от Ротшильдов, и от «Сосьете женераль» Талабо. Одновременно компания хотела собрать необходимые средства, выпустив новые облигации. Можно считать такие инвестиции стратегическими в силу таких же приобретений в Австрии и Швейцарии.

Кроме того, в 1865 г. возобновились дебаты о строительстве железной дороги через Альпы. Пока остальные обсуждали относительные достоинства перевалов Фрежюс (Франция), Лукманьер/Сен-Готард (Швейцария) и Бреннер (Австрия), Джеймс сохранял невозмутимость, так как он подумал почти обо всем. В то время как другие объединяли отдельные страны, Ротшильды втихомолку объединяли Европу. Как Джеймс сказал Ландау в декабре: «Все эти вопросы взаимосвязаны». «Совершенно не приходится сомневаться, — с радостью писал он банкиру д’Эйхталю, — что линия Бреннер… станет первым маршрутом через Альпы, в самом центре Европы, и весьма выгодно для себя отвлечет большую часть общего трафика с Восточной, Средиземноморской и Адриатической линий на запад Европы…» Вот что представляла собой для Джеймса карта Европы — карту железных дорог.

Параллель, которую Альфонс провел с Испанией, весьма полезна, так как в тот период в самом деле прослеживается поверхностное сходство между операциями Ротшильдов в Испании и в Италии. И в Испании главными были железные дороги, а Сарагосская линия играла ту же роль в испанских расчетах Джеймса, что и Ломбардская линия в Италии. Как и итальянское правительство, правительство в Мадриде продолжало существовать в условиях бюджетного дефицита — так было почти без перерыва начиная с 1820-х гг. В обоих случаях условием финансовой помощи Ротшильдов становились железнодорожные концессии. Однако существовало три различия между Испанией и Италией. Во-первых, в Испании сильнее ощущалась политическая нестабильность: за военным переворотом 1854 г., вызванным протестом против абсолютистских претензий королевской семьи, последовала полномасштабная революция. Старые разногласия между «умеренными» и «прогрессистами» — во главе обеих партий стояли свои полководцы — привели к конституционному кризису 1856 г. «Умеренный» режим генерала Леопольдо О’Доннела был свергнут в 1863 г. в результате еще одного переворота. Через три года еще один генерал совершил неудачную попытку пронунсиаменто (военного переворота). Иногда такой политический хаос бывает весьма поучителен. В декабре 1864 г. Джеймс писал: «Здесь ничего нового. В Испании смена правительства». Но в феврале 1867 г. он пророчески предупреждал сыновей, что в Испании надо ожидать «1792 года». «В целом, — размышлял Альфонс ближе к концу того года, — Испания движется в направлении, противоположном остальным странам. Испания спокойна, когда весь остальной мир в неприятностях, и устраивает революции, когда остальной мир отдыхает». Он называл Испанию «страной сюрпризов, где… невозможно рассчитывать на завтрашний день».

Второе различие между Испанией и Италией, как не уставал напоминать братьям Нат, заключалось в том, что в Испании была более долгая история несостоятельности: всякий раз, как испанское правительство выходило на рынок облигаций, оно встречалось с недовольными держателями старых «пассивных долгов», по которым прежнее правительство объявило дефолт. Острый дефляционный кризис, охвативший Испанию в середине 1860-х гг., едва ли способствовал росту ее кредитоспособности. Наконец, испанские железные дороги были гораздо менее рентабельными, чем итальянские. В середине 1860-х гг., когда правительственные субсидии закончились, Сарагосская линия задолжала Парижскому дому целых 40 млн франков и имела годовой дефицит в 1,5 млн франков. Письма Парижского дома полны горьких сетований по поводу финансового «кошмара».

Этим во многом объясняется сравнительно осторожное отношение Джеймса и его племянников к очередной просьбе очередного испанского правительства о займе в 1860-е гг. В 1861–1862 гг. удалось договориться о небольшой ссуде; но более крупная операция в 1864 г. потерпела неудачу, предположительно из-за попыток таких конкурентов, как Бэринги и Перейры, заполнить этот пробел. Через два года Джеймс соглашался одобрить новый заем в 8 млн франков только в обмен на налоговые льготы или субсидии для его железнодорожной компании (судя по некоторым признакам, такая цель на время сплотила Ротшильда с Перейрами). Однако конкурирующая группа французских банков под руководством Фульда и Хоттингера обошла их, предложив мадридскому правительству новую эмиссию на сумму около 79 млн франков. В 1867 г. Испания взяла еще один заем, организованный «Сосьете женераль» (при поддержке Бэрингов), с помощью которого рассчитывали конвертировать так называемый «пассивный долг», выплаты процентов по которому были приостановлены. Хотя конкуренция раздражала Джеймса, история просто повторялась: английские Ротшильды очень не хотели связываться с новыми испанскими облигациями, предпочитая, как раньше, предоставлять Испании небольшие займы в обмен на продукцию Альмаденского месторождения. Другие виды предложенного обеспечения — монополия на соль, монополия на табак или доход от колониальных товаров на Кубе — не обладали притягательностью ртути: английские Ротшильды всегда предпочитали металлы, и чем они драгоценнее, тем лучше.