Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999 - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 123

8.1. Леандр. Боже, храни Израиль (Сон) (апрель 1898)

8.2. Лепневю. Натан Майер, или Происхождение миллиардов, обложка «Музея ужасов», № 42 (ок. 1900)

Одной из странностей положения евреев в Третьей республике было то, что высокая степень ассимиляции в обществе совпадала с самыми резкими публичными проявлениями антисемитизма. В то время как аристократы-роялисты забывали о предрассудках, недовольны были не только аутсайдеры вроде Дрюмона; часто те самые люди, которые общались с Ротшильдами в обществе, на самом деле сочувствовали взглядам, которые проповедовали Дрюмон и Ширак. Почти шизофренический характер отношения к Ротшильдам можно проиллюстрировать со ссылкой на два важных источника того времени: дневник братьев Гонкур и «В поисках утраченного времени» Пруста. Гонкуры не только разделяли взгляды Дрюмона; они были хорошо с ним знакомы. В их дневниках за 1870–1896 гг. можно найти много уничижительных историй о «еврействе» Ротшильдов — об их материализме, их мещанстве и т. д. Однако сами Гонкуры с удовольствием пользовались гостеприимством Ротшильдов: обсуждали французские гравюры с Эдмондом в 1874 и 1887 гг., ужинали с вдовой Ната в 1885 г., ужинали с Леонорой в 1888 г., ужинали у Эдмонда в 1889 г. Весьма характерно для того времени: Гонкуры одобрительно цитировали Дрюмона меньше чем через год после того, как хвалили кухню у Ротшильдов; ужиная с Дрюмоном в марте 1887 г., они с радостью поддерживали его предложение «поставить Ротшильда к стенке», а в декабре того же года обсуждали гравюры с Эдмондом; в июне 1889 г. они ужинали у Эдмонда, а в марте 1890 г. обменивались антисемитскими анекдотами с Дрюмоном, всего за несколько месяцев до его неудачного антисемитского призыва к оружию 1 мая.

Мир парижских салонов, в которых часто смешивались евреи и антисемиты, резко поляризовался в 1894 г., после того как Альфреда Дрейфуса, еврея, офицера французского Генерального штаба, объявили немецким шпионом. Его судили военным судом, признали виновным на основании поддельных документов и приговорили к пожизненному заключению на Чертовом острове. Узнав о ложных обвинениях против Дрейфуса, Альфонс вначале встревожился: решив, что Дрейфус виновен, он боялся, что процесс будет способствовать росту антисемитизма. Но вскоре тревога сменилась гневом, так как множились доказательства того, что Дрейфуса подставили. Как пишет в своих мемуарах один священник, Альфонса «возмущали обвинения против Дрейфуса и равнодушие французской аристократии». Однако другие члены семьи не так стремились публично выставлять себя дрейфусарами, предпочитая минимизировать раскол в пределах своей среды высшего общества.

Ощутить атмосферу того времени можно в произведении Пруста: сочувствие Дрейфусу тщательно скрывалось членами смешанного кружка, окружавшего герцогиню де Германт. Блоку, еврею сравнительно скромного происхождения, сама фамилия Ротшильдов внушает благоговение; когда он понимает, что старая англичанка, с которой его познакомили у герцогини, — «баронесса Альфонс де Ротшильд», он потрясен: «При этих словах у Блока закружился целый вихрь мыслей о миллионах и о почете… сердце у него упало, в голову ударило, и он прямо так и ляпнул милой старушке: „Ах, если б я знал!“ Это вышло у него до того глупо, что он потом целую неделю не мог заснуть».

Между тем принц Германтский даже не принимает Ротшильда — более того, он «не отстоял от огня флигель в собственном имении, потому что ему надо было просить насосы у своего соседа — Ротшильда». Как оказывается, в глубине души он — дрейфусар, однако тщательно скрывает свои чувства, потому что понимает, что за такое признание в обществе придется дорого заплатить. Герцог Германтский платит такую цену, когда ему не удается стать президентом «Жокей-клуба», потому что «его жена дрейфусарка… принимает Ротшильдов и… уже некоторое время показывает благосклонность к крупным международным магнатам, которые, как и сам герцог Германтский, наполовину немцы». Это, в свою очередь, наполняет герцога горечью: «Эти Альфонсы Ротшильды, хотя им хватает такта не говорить об этом чудовищном деле, в глубине души дрейфусары, как все евреи… Если француз крадет или убивает, я не чувствую себя обязанным объявлять его невиновным просто потому, что он француз. Но евреи никогда не признают, что один из их сограждан предатель, хотя они прекрасно об этом знают и им наплевать на ужасные последствия (герцог, естественно, думал о проклятых выборах…» ^[154]

Дело Дрейфуса обнажило такие же взгляды и на левом фланге политического спектра. Когда один еврей-журналист по имени Бернар Лазар опубликовал памфлет в защиту Дрейфуса, на него в «Пти репюблик» немедленно обрушился социалист Александр Зеваэс, назвав его «одним из верных поклонников его величества Ротшильда».

Схожие взгляды бытовали и в Англии. В июне 1900 г. Дэвид Линдсей записал в дневнике о своем посещении «Хертфорд-Хауса, где собралось большое общество, приглашенное Альфредом Ротшильдом и Розбери, на встречу с принцем Уэльским». «Количество евреев во дворце, — записал Линдсей, — было невероятным. Я изучал антисемитский вопрос довольно внимательно, всегда надеясь бросить вызов постыдному движению: но при виде орды Айклхаймеров, Паппенбергов, Рафаэлей, Сассунов и остальных их породы… эмоции одержали верх над логикой и несправедливостью, и я ощутил какое-то сочувствие к Люгеру… и Дрюмону — кстати, Джон Бернс [лидер лейбористов и будущий министр] называет евреев солитерами цивилизации».

Вместе с тем Линдсей продолжал принимать приглашения в Уоддесдон и Тринг. Такие же чувства иногда высказывали наедине банкиры-неевреи из Сити, хотя ни один из них не мог не вести дела с евреями. Целый ряд образов стереотипных злодеев, евреев-финансистов, присутствует и в литературе поздневикторианского периода. Хотя грубый Мелмот в романе Троллопа «Как мы теперь живем» не списан с Ротшильда, происхождение барона Глюмталя не оставляет сомнений — «великий миллионер из Франкфурта» с «едва заметным иностранным акцентом». Ясен и прототип всесильного в политическом отношении «дома» в романе Чарльза Левера «Давенпорт Данн».

В этом отношении Англия отличалась от Франции в том, что антисемитизм скорее находил политический выход слева, чем справа. В то время как Дрюмон был раздосадованным клерикалом-легитимистом, английские литераторы, в открытую нападавшие на Ротшильдов, скорее были социалистами или новыми либералами, как Джон Бернс, чем радикалами-националистами. Хорошим примером может служить книга Джона Ривза «Ротшильды: финансовые правители» (1887), в которой повторяется типичный вердикт: «Ротшильды не принадлежат ни к одной национальности, они космополиты… они не принадлежали ни к одной партии, были готовы богатеть за счет и друга и врага». Четыре года спустя в газете лейбористов Ротшильдов поносили как «кровопийц… которые были причиной неисчислимых бедствий и страданий в Европе в нынешнем веке и накопили свое огромное богатство главным образом разжигая войны между государствами, которые не должны были ссориться. Там, где в Европе начинаются беспорядки, там, где ходят слухи о войне и люди преисполняются страхом перемен и бедствий, можете быть уверены, что где-то рядом с беспокойным регионом сидит крючконосый Ротшильд».