Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 102

Слова Луи-Филиппа, сказанные Джеймсу на той встрече — «Мои самые горячие пожелания сосредоточены на мире в Европе, и я надеюсь, что все страны возобновят прежние дружеские отношения с Францией», — были в свой срок переданы Меттерниху через австрийского посла Аппоньи.

Однако признание Луи-Филиппа не предотвратило революционные вспышки, как надеялся Лайонел. Начиная с того, как Париж узнал о «полномасштабной революции», которая охватила Брюссель 25 августа, замаячила новая перспектива: расползание революции за пределами Франции грозило войной между Францией и одной или несколькими консервативными державами (Пруссией, Россией и Австрией), а может быть, даже с Англией. Такой сценарий казался куда правдоподобнее, чем возможность прямой иностранной интервенции во Францию, по двум причинам. Во-первых, другие страны в 1814–1815 гг. заключили с Бельгией не только мирные договоры. Все они считали Бельгию сферой своих стратегических интересов. Во-вторых, весьма вероятно, что иностранная интервенция в Бельгии или в любом другом месте, где началась революция, подвинула бы французский режим влево — в силу исторической связи между республиканством и революционным интернационализмом. Не только Меттерних вспоминал 1790-е гг., когда Франция сочетала внутреннюю «анархию» с резкой военной экспансией.

Узнав о восстании в Бельгии, Джеймс тут же поспешил договориться о встрече французского министра иностранных дел Моле с послом Пруссии — в надежде избежать военной конфронтации между двумя великими державами. Кроме того, он просил Натана противостоять спонсированию Великобританией интервенции от имени короля Голландии, придя к выводу (вместе с Ханной и Лайонелом) о практической, а может быть, и принципиальной оправданности требования Бельгией независимости. В то же время, боясь, что «революционная зараза» перекинется на Неаполь и Испанию (как было в 1820-х гг.), Джеймс передал завуалированное предупреждение Луи-Филиппа Меттерниху, что «он против революционеров во всех странах, насколько позволяет ему положение конституционного монарха, но… вынужден демонстрировать некоторое почтение к либеральным устремлениям»; поэтому королю Неаполя необходимо «пойти на некоторые уступки в общих интересах страны и в соответствии с современными прогрессивными идеями». Через несколько дней Моле сказал Джеймсу, что Франция должна готовиться воевать, если Францию «окружит большое количество [прусских и австрийских] войск». Страх «общей войны» выражали и некоторые иностранные дипломаты, в том числе Лэм, который намекал на возможность британского вмешательства.

Все испытали облегчение, когда, после переговоров Талейрана и Абердина, весь «бельгийский вопрос» свелся к арбитражу представителями великих держав в Лондоне. Однако еще до того, как было достигнуто перемирие между Бельгией и Нидерландами, пришла новость, что в Варшаве вспыхнуло восстание против власти Российской империи. Более того, вполне возможно, именно это событие в основном и предотвратило войну из-за Бельгии, так как до восстания царь был готов послать войска из Польши в поддержку Голландии. То, что русской армии понадобилось время с февраля по октябрь 1831 г. на подавление польского восстания, возможно, стало главной причиной того, что не вспыхнула общая война. Но в то время распространение революции на восток, казалось, лишь увеличивает возможность международного конфликта. Продолжительные дискуссии о размерах нового государства Бельгии, его нейтрального статуса и выборе короля лишь усиливали неуверенность всю первую половину 1831 г. Ротшильды снова передавали предложения и контрпредложения из Парижа в Лондон ^[97]. Затем последовали известия о мятежах в Италии: не в Неаполе, как боялись ранее, а в герцогствах Модена и Парма (февраль 1831 г.) и в Папской провинции (март).

С марта 1831 по март 1832 г. наблюдалась целая серия «вспышек», когда казалось, что вот-вот начнется война с участием нескольких великих держав, и в каждом случае Ротшильды неустанно трудились, чтобы ослабить напряжение. Первый кризис был чреват возможностью не только австрийской интервенции в Папскую провинцию, но и действий Франции в поддержку революционеров. Джеймс и Соломон принимали самое деятельное участие в словесной войне, которая, как и следовало ожидать, началась между Парижем и Веной. В конечном счете Австрия все же вмешалась, не только в Модене (что молчаливо приняла Франция), но также и в Болонье, в ответ на призыв Григория XVI. После долгих переговоров начались действия, непосредственно угрожавшие войной со стороны Франции. Первым об этом снова сообщил Джеймс. Наверное, именно в тот период европейские страны ближе всего подошли к общей войне; и именно тогда и британская, и французская фондовые биржи достигли низшей точки. Здесь очевидность участия Ротшильдов в межправительственной коммуникации особенно сильна, поскольку Джеймс приложил руку к составлению решающей французской ноты Австрии, в которой содержался призыв к международному арбитражу (по бельгийскому образцу) ^[98]. К середине апреля Джеймс был уверен, что «кризис в Италии закончился», а англо-французское единство поможет избежать войны из-за Бельгии.

Второй точкой воспламенения можно считать август 1831 г. — снова из-за Бельгии. Несколько месяцев все пребывали в неуверенности из-за того, изберут ли королем Леопольда Саксен-Кобургского. Ситуация усугублялась продолжительными сражениями в Польше и новостями о репрессиях Австрии по отношению к итальянским либералам. На таком фоне голландское вторжение в Бельгию снова приблизило угрозу общей войны. Но великим державам и в тот раз удалось отойти от края пропасти. Ни Пруссия, ни Россия не поддержали Голландию, а британское правительство — после весьма жестких переговоров — одобрило решение Франции послать в Бельгию экспедиционный корпус, при условии, что он будет выведен, как только оттуда вытеснят голландцев. Только в октябре угроза войны из-за Бельгии постепенно ослабела; хотя даже подписание 15 ноября Бельгией так называемых «24 статей» далеко не было тем прорывом, на какой все надеялись, поскольку Пруссия, Австрия и Россия тянули с подписанием договора до мая 1832 г., а король Нидерландов по-прежнему воздерживался от подписания.

В третий раз угроза войны замаячила в феврале 1832 г. после новых беспорядков в Папской провинции. Туда вновь вошли австрийские войска, и вновь французы выразили желание участвовать. Более того, на сей раз французские войска в самом деле были посланы оккупировать Анкону, что было, по мнению Джеймса, «серьезной ошибкой». Впрочем, третий кризис оказался не таким серьезным, как первый и второй, что подтвердила слабая реакция рынков. Реальной угрозы разрыва между Парижем и Веной так и не возникло. Последняя угроза войны в послереволюционный период наступила осенью 1832 г., когда Франция снова настаивала на военной интервенции, чтобы вынудить Нидерланды принять «24 статьи». Даже когда Великобритания согласилась действовать совместно против Нидерландов, все боялись реакции России и Пруссии. Лондонская конференция в мае 1832 г. стала временной мерой, поскольку бельгийцы, в нарушение «24 статей», по-прежнему оставались в Люксембурге (за исключением крепости) и Лимбурге (за исключением Маастрихта). И все же с помощью Лондонской конференции удалось сохранить мир в Европе вплоть до окончательного международного урегулирования в 1839 г.