– Спасибо хочу вам сказать. Здорово вы меня тогда выручили.
– Обозналысь, наверно. Я вас первый раз бачу.
– Второй, – заулыбался незнакомец и протянул Нестору руку. Нестор подал. И тот легко поднял его от самодельного стола. Отвел в сторону. – А теперь? – Предварительно оглядевшись по сторонам, он вынул из кармана пучок волос на резинке – фальшивую бороду – и прицепил ее к подбородку.
Теперь Нестор и впрямь узнал этого человека. Это за ним не так давно гналась полиция, и Махно выручил его, дав коня.
– Здорово! – Нестор указал на бороду. – Прямо не узнать.
– Тогда мне надо было, чтоб не узнали, – улыбнулся незнакомец. – Спасибо вам за коня. От смерти, можно сказать, спасли. Я этого не забуду.
– Та чого там! – смутился Нестор. – Не подарыв же коня. На время дав.
– Дорого яичко ко Христову дню, – сказал незнакомец и, аккуратно свернув фальшивую бороду, спрятал в карман. Подумал. – Вот что! Приходите и вы к пяти часам в театр. Вам будет интересно. Семенюта вас проведет! А может, и сыграете у нас. – И уточнил: – Как артист.
– Та шо вы! Я не сумею.
– Научим. Я вижу, у вас получится. Вон какие чертики в глазах!
Сразу после работы Нестор сбегал домой, переоделся и вновь, порядком запыхавшись, прибежал к проходной. Там его уже ждал Семенюта. Они прошли на территорию завода, обошли литейный и сборочный цеха и оказались возле длинного двухэтажного дома. Над дверью висела фанерная вывеска с надписью красивыми буквами: «Народный театр при заводе М. Кернера».
У двери толпилась молодежь, но было и несколько пожилых мужчин. Все вместе они вошли в дом, поднялись на второй этаж.
Нестор, как и все, тоже хотел идти в зал, но Андрей попридержал его:
– Нам сюда, в гримерку.
Они прошли узким коридором. Им навстречу то и дело попадались наряженные в старинные украинские одежды девушки с венками в волосах. Важно прошествовали двое казаков в полной амуниции, с саблями. Махно даже замер на миг. У одного из казаков Семенюта спросил:
– Что, Вольдемар уже пришел?
– Туточкы. В мужеский гримерци.
Там, в гримерке, они и нашли Вольдемара Антони, того самого незнакомца, которому Нестор ссудил коня. Он сидел у столика напротив большого зеркала. На столике лежали тюбики с красками, щеточки, кисточки, флакончики, из картонной коробки торчала какая-то пакля. Как позже узнал Нестор, то были самые разные парики, бороды и усы. Антони был одет в богатую казацкую одежду. Булава и бунчук лежали возле зеркала. Он гримировался.
– Сегодня у нас гости из полиции. Пойди, Андрюха, посмотри, чтоб все там было нормально, – попросил Вольдемар, после чего обратился к Нестору: – А вы садитесь вот здесь, понаблюдайте! Это такая наука, что не только в театре может пригодиться. Был лысый – стал кудрявый, был молодой – стал старый…
И Антони примерил, а затем и приклеил красивые казацкие усы.
– А когда вы з бородой, то од полиции? – спросил Нестор.
– Случается, и от полиции. Разные случаи бывают… – Вольдемар уложил кружком на голове свои длинные волосы, а сверху натянул на них «лысый» парик с казацким оселедцем. – Вот теперь я, видите, настоящий казак.
– Здорово! – восхитился Нестор.
– Так как, попробуете себя в театре?
– Шуткуете? Якый з мене артист?
– Из-за роста, что ли? Так в театре разные роли есть. Вот, скажем, вы бы могли свободно Красную Шапочку сыграть. Слыхали такую сказку? Мы как раз готовим детский спектакль.
– Та не, шо вы! В девчачье одеваться? Все Гуляйполе смеяться будет.
– Наоборот, зауважает. Если, конечно, хорошо сыграть… Или Кота в сапогах. Замечательная роль.
– Ну, кота… кота можно…
В коридоре кто-то прошелся с колокольчиком. Позвонил.
Антони поднялся, взял бунчук и булаву, вышел из гримерки. Звеня саблей и удобнее прилаживая на голове гетманскую шапку, отороченную мерлушкой, с двумя павлиньими перьями, он зашагал по коридору. Величаво обернулся и царственно приказал звонившему:
– Федор! Заберешь молодого человека, проводишь за кулисы!
Нестор не верил своим глазам: это уже был не Вольдемар Антони, а самый настоящий гетман Сагайдачный. Перья на его шапке сияли радугой.
…Поздно вечером Нестор вернулся из театра домой. Был он перевозбужден, хотелось ещё с кем-то поделиться увиденным. Но оконце светилось тускло, от лампадки – и он понял, что все уже спят.
Он уселся во дворе на скамейке, глядел на звезды, мечтал о чем-то неясном, но добром и светлом. Вообразил, что к ним во двор вдруг вошел сам Сагайдачный, точь-в-точь такой, каким он его видел в театре, и сказал громовым голосом:
– Шо ж ты, пацан, живешь на свете, як трава? Шелестишь себе под ветром, никому ниякой пользы. Придет осень, смахнут тебя косой – и все. Вроде и никогда не было тебя… Не, брат, так жить нельзя.
– А як?.. Як жить? – спросил бы он у настоящего Сагайдачного.
Ничего не успел ответить ему гетман, потому что на порог вышла мать: видно, сердцем почуяла, что младшенький сидит в одиночестве. Заметила Нестора, удивилась:
– Чого в хату не йдеш?
– Думаю, мамо.
– Ну й шо надумав?
– Пока ничого. Но шось придумаю. Шось таке…
– Ну и иды в хату. Гришка уже давно спыть.
Нестор тихонько вошел в хату, стал раздеваться, шепотом, чтобы не разбудить широко разметавшегося на лежанке Григория, сказал:
– Я сьодни, мамо, в театри був. У нас на заводи. Про козаков показувалы, про гетьмана Сагайдачного.
Мать, скрестив руки, слушала сына, в темноте светились ее участливые, добрые глаза.
– В яки походы ходили, в якых битвах участвовали! От люды булы! – восторженно говорил Нестор.
– Чого ж це – «булы»? И сейчас есть. Хиба шо в одёже другой.
– Не! Таких тепер нема!
Проснулся Григорий, положил голову на ладонь, тоже стал слушать.
– Ваш прадед Матвей козаком був. И мий дид, другый ваш прадед Чулак, тоже на Хортици жив. Кажись, сотником був, – рассказывала мать. – И диды ваши тоже, считай, козаками булы. Один дид, правда, на отруб пишов…
– Як це – «на отруб»?
– Ну, котори казаки выказалы пожелание жениться, йшлы з Хортици. А все равно до козакив булы прыпысани. Навечно.
– О, бачите! Тилькы прыписаны!
– Так козаками ж!.. И папанька ваш Иван Матвеевич, царство ему небесне, до самой своей смерти козаком себе считав. И вы, як хочешь суды, а тоже козаки.
Мать присела на лежанку возле двух своих сынов – Григория и Нестора:
– Кров-то в вас все та ж тече, козацька. Дав бы тилькы Господь в битвы з басурманамы вам не ходить!..