Горечь войны - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 114

Тем не менее значимость принуждения не стоит преувеличивать. Приговоренных к расстрелу за трусость было ничтожное количество по сравнению с общей массой людей, служивших в британской армии во время войны (их было 5,7 миллиона). Более того, многие из них (в том числе изрядная часть действительно расстрелянных) страдали от психических травм – как злосчастный рядовой Гарри Фарр из Западно-Йоркширского полка: его поставили к стенке в октябре 1916 года ⁶⁰. Он не отказывался воевать, а просто был неспособен идти в бой. Вряд ли Хейг был прав, считая, что война будет проиграна, если помиловать несколько таких несчастных. В реальности военная дисциплина работала намного тоньше, чем в Красной армии при Троцком (где в атаке еще можно было выжить, а попытаться бежать означало точно быть расстрелянным). Во время войны она опиралась скорее на уважение рядовых к унтер-офицерам и офицерам. Хуже всего дела обстояли у русских (офицеры обходились с солдатами как с крепостными и избегали участия в боях) ⁶¹, но итальянцы недалеко от них ушли. Французские офицеры были где-то посредине ⁶². Возможно, к 1918 году знаменитое немецкое офицерство тоже начало терять уважение солдат, однако во время революции этот вопрос так политизировался, что сейчас отличить мифы от реальности крайне затруднительно ⁶³.

Насколько хорошими были отношения между офицерами и солдатами в британской армии, вопрос спорный. Безусловно, за время войны социальный состав офицерского корпуса значительно изменился. 43% офицеров с постоянными званиями были произведены из унтер-офицеров (до войны таких было всего 2%), а около 40% офицеров с временными званиями происходили из рабочих или из низов среднего класса ⁶⁴. Офицерам старой регулярной армии было трудно с этим смириться: одного мемуариста ошеломило, когда он услышал, как офицеры Манчестерского полка приказывают солдатам “пулять” или “сваливать” ⁶⁵. Однако такое “размывание” сильно уменьшало ранее существовавшую социальную пропасть между солдатами и офицерами (в отличие от германской армии, в которой унтер-офицеров не производили в звания выше Feldwebelleutnant) ⁶⁶. Многие из новых офицеров были склонны представлять в своих воспоминаниях отношения с солдатами в розовом свете. Некоторые говорили о “товариществе… вызывавшем негодование у более косных старых командиров” ⁶⁷. Некоторые заходили еще дальше: можно вспомнить пылкие стихи Герберта Рида о его роте (“О прекрасные люди, о люди, которых я любил…”), столь же пылкие признания Гая Чепмена в любви к “стройным рядам” солдат, которыми он командовал, или манерное заявление одного из героев Роберта Грейвса о том, что солдаты “буквально влюбляются… в красивых и храбрых юных офицеров… и это очень романтично” ⁶⁸. 4 июня 1918 года Зигфрид Сассун записал в своем дневнике: “В конце концов, я стал всего лишь «потенциальным убийцей немцев (или гуннов)», как выражается бригадир. Боже, почему я должен эти заниматься? Но я и не должен. Я здесь просто для того, чтобы приглядывать за некоторыми людьми”. Пятью месяцами позже Уилфред Оуэн уверял свою мать, что он “пошел на войну, чтобы помогать этим ребятам – напрямую, как офицер, командуя ими как можно лучше; и косвенно, наблюдая их страдания, чтобы как можно лучше рассказать о них” ⁶⁹. Безусловно, временами отношения между офицерами-гомосексуалистами и их солдатами принимали определенный эротический оттенок. Т. Э. Лоуренс писал об этом в “Семи столпах мудрости”:

Впрочем, все это было больше похоже на фантазии. Вряд ли “влюбленности” в духе частных школ и Оксбриджа часто приводили к физическим связям. С 1914 по 1919 год за “непристойное поведение” с мужчинами были преданы военному суду 22 офицера и 270 рядовых и унтер-офицеров. При этом обычно офицеры спали с офицерами, а солдаты с солдатами: как скромно отмечал Лоуренс, “12-я казарма” доказала ему, что “Фрейд был прав” ⁷¹.

Для Джорджа Коппарда офицеры были далекими и непонятными существами, все общение с которыми происходило через унтеров. В окопах пропасть несколько сокращалась, но оставалась пропастью, как в материальном, так и в социальном смысле ⁷². В целом, насколько можно обобщенно говорить о таких вещах, солдатам нравилась в офицерах все-таки не красота, а готовность “испачкать руки”. Обычно хорошо отзывались о командирах, которые “копали землю и наполняли мешки песком… вместе со всеми” или “брались за лопату” ⁷³. Как вспоминал поэт Айвор Герни, служивший рядовым, также ценилась определенная снисходительность. Так, он смог отказаться, когда один из офицеров спросил его: “Сможете проползти туда, Герни? Вот в ту яму” ⁷⁴. С другой стороны, многие офицеры (включая уже упоминавшегося Гая Чепмена) признавали, что с трудом запоминали имена подчиненных – настолько часто менялся личный состав ⁷⁵. Впрочем, солдаты, в свою очередь, нередко точно так же относились к офицерам, которые гибли даже чаще (во многом именно из-за попыток завоевать уважение солдат) ⁷⁶.

Как бы то ни было, вполне очевидно, что моральный дух лишь частично зависел от дисциплины и что избыток бессмысленной муштры в отношении солдат, которые уже побывали в настоящем бою, мог даже его подорвать, как это и произошло в Этапле. Как писал Уэстбрук, моральный дух в вооруженных силах зависит от пряников в виде жалования и наград не меньше, чем от кнута дисциплины, но в первую очередь опирается на моральные и социальные связи, объединяющие армию ⁷⁷.

Судя по воспоминаниям об армейской жизни времен Первой мировой, важное значение имели самые прозаические вещи – и в первую очередь все, что непосредственно делало жизнь удобнее. Можно привести список простых факторов, игравших наибольшую роль:

1. Теплая и удобная одежда. В сентябре 1915 года школьные учительницы из французского департамента Ду внесли свой вклад в дело помощи фронту, прислав солдатам 4403 вязаные балаклавы. Зимой те наверняка это оценили ⁷⁸. Хотя британские офицеры ходили в сшитой на заказ одежде, их подчиненные носили грубую форму, которая редко подходила по размеру, а в прочих армиях дела обстояли еще хуже. Германская форма была намного дешевле, хорошие сапоги были предметом зависти (см. “На Западном фронте без перемен”), ну а в российской армии в 1914 году обуви просто не хватало и солдаты нередко шли в бой босыми. Хайлендские полки гордо продолжали носить килты (под передником цвета хаки), однако в окопной войне это было неудобно. В итоге от традиционной одежды им пришлось отказаться, когда оказалось, что иприт обжигает потную кожу – с катастрофическими последствиями для здоровья ⁷⁹.