Однако Ягайло всё равно сделал своё чёрное дело — отвлёк шестую часть русского войска, которая была крайне необходима князю Дмитрию на поле Куликовом: треть её он хотел присоединить к засадному полку.
Но бегство Ягайло — всё равно часть великой победы на поле Куликовом...
Смутным был князь Олег: ведь другом считался ему Димитрий! Впрочем, где власть, там бессмысленно говорить о дружбе. Но должна же быть хоть какая-то совесть? И она у Олега была! Разбередил ему душу монах Кирилл, посланный преподобным Сергием, но гордыня — тягчайший грех русичей — и здесь пересилила. Понимал он хорошо, что если выступит против Димитрия, заклеймят предательством русичи в веках его и потомство, похлеще Святополка Окаянного. Да и не вся дружина будет на его стороне, вон уже и сейчас начинают роптать. Не хотят сражаться за нелюдей, которые постоянно разоряют их землю! Да и сам ли Олег хотел этого?..
Олег смертельно ненавидел татаро-монголов. В 1373 году хан Мамай разграбил Рязань и начал собирать силы для нового нашествия на Русь. Затем остатки армии Бегича, чтобы как-то оправдать поражение, нанесённое им в жестокой битве Дмитрием, тоже напали на Рязань.
Это было столь внезапно, что Олег не смог оказать существенного сопротивления. Лишь горстка дружинников во главе с пятисотником Юрием Коловратом, потомком богатыря Евпатия, который сражался с многочисленными полчищами Батыя, яростно отбивалась. Однако слишком много было врагов, и русские витязи, изрубленные за какие-то минуты, пали, успев поразить большое количество татарских воинов. А если продержались хотя бы полчаса, то, возможно, удалось бы организовать оборону...
Но Олег сам хотел быть великим князем — Рязань, а не Москва должна стать знаменем освобождения от поганых! Его душили злоба и зависть на князя Димитрия. Эта зависть князей друг на друга в своё время погубила Русь перед нашествием татар. Олег завидовал Дмитрию и в том, что именно московит собрал в первый раз на Руси такое войско. «Надо выждать, — думал Олег. — Всё равно, кто победит — хоть этот, хоть тот — оба будут издеваться над Рязанщиной. А так хоть дружину свою сохраню».
Но именно Олег послал гонца к московскому князю с известием, что Мамай предлагает ему объединиться против Дмитрия, и сказал о примерном сроке прихода Орды на Русь. Великий князь прислал посла с предложением выступить совместно против Мамая. Олег не дал ясного ответа. Его логику можно понять, хотя и нельзя оправдать.
Он так же, как и Дмитрий, страстно желал освобождения Руси, но в то же время отчётливо осознавал, что с одной победы, пусть и звонкой, какой и была победа на поле Куликовом, Русь не избавится от ига. Орда была ещё очень сильна, чтобы просто так отпустить Русь на свободу. И в этом случае опять пострадает Рязань — она всегда была крайней, ближней к Орде!
Олег понимал, что при его жизни Русь не освободится от Орды, и если он примет участие в битве, пусть даже выигрышной, не бывать тогда ему, Олегу, на Рязанском престоле! Татары не простят.
А Дмитрий проявил определённое благородство: после победы над Мамаем не чинил вреда Рязанскому княжеству...
Дмитрию не спалось. «Господи, надо уснуть, ведь завтра бой!» — думал он. Князь ворочался с боку на бок: мысли, одна страшнее другой, лезли в голову. Нет, не о себе он думал — о Руси. Встав, будучи почти одетым, он вышел из шатра и прислушался: ночь была необыкновенно тиха, туман приглушал звуки, только негромко перекликались часовые.
Дмитрий вернулся в шатёр, пал на колени и стал тихо молиться архангелу Михаилу, покровителю всех воинов:
— Святый архистратиже Божий Михаиле, огради нас от всякаго зла и от бед избави нас. — Потом добавил от себя: — Архангеле Михаиле! Не попусти, дай мне одолеть поганых! Сколько Русь натерпелась от них? С последним, с последним пришли, помоги одолеть проклятых агарян! Помоги, помоги!..
После молитвы князю стало необыкновенно легко, и он прилёг на ковёр. Сон быстро смежил его очи.
Проснулся князь от лёгкого шороха, весь шатёр был озарён странным небесно-голубым светом. Около Дмитрия стояли три фигуры: два монаха и воин с огненным мечом, в котором князь узнал архангела Михаила. Тот высоко поднял меч и произнёс:
— Только смелый может победить зло! — И видение исчезло...
Уж светало. Дмитрий, чувствуя в теле необыкновенную лёгкость и крепость духа, позвал Боброка. Ничего не сказал он о своих сомнениях и видении. Его грозный и уверенный вид пробудил во всех воеводах надежду. Князь Дмитрий лишь произнёс:
— Сегодня великий день, и сыны русские покроют себя славой во веки веков!
Войско было построено. Помощник преподобного Сергия и все священники обратились к воинам:
— Помолимся, братия, в ратный час нашему Спасителю и защитнику земли Русской, вождю воинства Господня архангелу Михаилу!
И все опустились на колени...
Дмитрий Донской буквально сгорел на военно-государственном поприще: он прожил очень мало — всего лишь тридцать девять лет. Его свела в могилу болезнь сердца. Действительно, выдержать то, что сделал Дмитрий, под стать исполину — каким он и был!..
Темник Мамай чувствовал какую-то внутреннюю тревогу, такого с ним не было давно. Вроде и войско огромное, прекрасно вооружённое, в два раза больше, чем у Дмитрия. Но Мамай, полководец не столь выдающийся, как Бату, видел и без подсказки опытнейших военачальников и советников преимущества московита. Он давно понял, что тот первым сделал удачный ход, навязав хану место боя.
«Ну что ж, — размышлял Мамай, прекрасный шахматист, — это называется: белые начинают и... — тут хан задумался, — конечно, проигрывают! Жаль, что нельзя сразу сделать ход конём. Тогда мы создадим таран из тяжёлой генуэзской пехоты, он должен наверняка пробить строй Большого полка урусов, а там уж конница довершит дело».
Мамай даже предположить не мог о существовании русского «ферзя», которого Дмитрий ввёл в игру в самый последний момент, сначала вымотав пешки хана и даже делая вид, что поддаётся.
Но это было потом, а пока монгольский полководец размышлял: «Хитрец Ягайло нарочно замедлил свой ход и вмешается в битву тогда, когда мы будем побеждать». Мамай не знал ещё о тридцатитысячном войске новгородцев, которое преградило литовскому князю путь.
То, что бой будет серьёзный, Мамай понимал, но верил в своих полководцев, в силу войска и в свою счастливую звезду. Природа вместила в его тщедушное тело необычайную храбрость, стремление к власти и изворотливый ум. В детстве и юности, вызывая насмешки своим хилым телосложением среди сверстников, он много мечтал о мести. Его интриги, подкуп начальников, лесть и умение ставить всё на карту позволили стать темником, а после и некоронованным ханом Орды. Все насмешники Мамая плохо кончили, обвинённые либо в измене, либо в трусости, либо в неповиновении начальнику — чего нет хуже для настоящего татаро-монгольского воина.
ПОДГОТОВКА К БОЮ
Русских было в два раза меньше татар — 150 000 тысяч. Это всё, что смогла выставить Русская земля.