— Но тогда на чём основаны ваши подозрения? — Он пытливо вглядывался в Канцлера.
Оттовион с тяжёлым вздохом сел и принялся покачиваться на стуле — проклятая привычка, выдававшая его волнение. Мрачно усмехнувшись, он посмотрел дипломату в глаза.
— Мои подозрения основаны на том факте, что очевидного никто не замечает!
В глазах старого дипломата застыл немой вопрос.
— Да. Именно так, — вздохнул Канцлер. — Я считаю: заговор созрел не только за границами нашей Республики, но и внутри её!
— Внутри прави... — начал Лунардо, но слова застряли у него в горле. Он поёжился. Канцлер продолжал:
— Видите ли, с некоторых пор, может быть, около года назад, я стал замечать, что в Совете Десяти происходят странные изменения. Малозначительные с виду, но очень, поверьте, существенные. Взять, к примеру, пресловутые провокации. Ведь если все нападения суммировать, то складывается неприглядная картина: будто бы венецианцы то на суше, то на море воюют с турками. Но не армией, а отрядами! Казалось бы, это не должно пройти мимо внимания советников, уполномоченных отвечать за безопасность Республики! Но они будто ничего не видят! Мы сразу передаём сведения о провокациях в Совет Десяти. Но эту информацию игнорируют, как нечто незначительное. Я сначала подумал, что причина, возможно, кроется в нерасторопности моих секретарей. Вы знаете, по судебным делам нас часто в этом упрекают. Я стал лично следить за ситуацией. И у меня создалось впечатление, что советников устраивает, что кто-то осуществляет провокации от нашего имени!
Лунардо слушал Канцлера со смешанным чувством, поражаясь, как много и вместе с тем как мало власти тот имел.
— При этом, — продолжал Канцлер, — что касается военной части нашего нейтралитета, точнее, нашего вооружения, тут решения принимаются быстро. Что же касается беспокойства о сохранении нейтралитета, то...
— То есть вы считаете, что члены Совета Десяти намеренно не принимают мер, чтобы сохранить наш нейтралитет? — перебил Лунардо.
— Именно так!
Лунардо задумался.
— Дорогой мой Канцлер, — заговорил, наконец, он, тщательно подбирая слова. — Я очень дорожу тем, что вы так искренни со мной. И если вы не ошибаетесь в ваших подозрениях, то это очень прискорбно. Но почему бы не поговорить о провокациях в Сенате? Большинство сенаторов — противники войны.
Канцлер покачал головой.
— С чем я приду к сенаторам? С жалобой, что Совет Десяти недостаточно волнуется о нейтралитете? И если противники нейтралитета скрываются в самом Совете Десяти? Вы же понимаете, чем мне это грозит!
Тяжёлое молчание повисло в комнате. Лицо старого дипломата мрачнело всё больше и больше.
— Иными словами, вы полагаете, что члены Совета Десяти — заговорщики?!
— Нет, конечно, не все! Но какая-то его часть, вполне допускаю.
— Вы отдаёте себе отчёт в том, — сказал Лунардо тихо, — что это страшное обвинение?
— Да. Я вам ещё не рассказал о том, что у меня творится в канцелярии. У нас стали пропадать секретные документы!
— Документы?
— Да. Важные документы, связанные с нынешним положением на далматских границах нашей республики. Я чувствую, там что-то затевается!
Канцлер поведал Реформатору историю с письмами и заявлениями казнённого албанца Капуциди. Лунардо слушал его затаив дыхание.
— Я точно знаю, что бумаги похищены кем-то из советников. Поэтому я и не обратился ни к государственным инквизиторам, ни к Совету по этому поводу. А мне бы очень хотелось узнать, кем...
Лунардо сверлил Канцлера взглядом. Он уже догадывался, с какой просьбой собирается обратиться к нему Канцлер. Это одновременно и возбуждало, и страшило его. Пытаться проникнуть в тайны Совета Десяти, могучего и страшного трибунала, самого могучего и самого страшного в Венеции — было почти безнадёжно и смертельно опасно.
— Дорогой мой Оттовион, — поспешил он предупредить Канцлера и показать, что он никоим образом не хочет быть замешанным в это дело. — Поимка шпионов, провокаторов и заговорщиков-предателей — это дело сбиров. Я даже не знаю, какой вам дать совет. Ясно одно — впрямую бороться с Советом Десяти невозможно. Думаю, что лучше всего было бы молчать о своих подозрениях. А о нейтралитете осторожно поговорить в Сенате. Это охладит возможных заговорщиков. К тому же у них осталось не так много времени. Через несколько месяцев новые выборы в Совет...— Он говорил, сам понимая, что его аргументы не очень убедительны. — Но они не успокоятся! Они что-то замышляют и успеют все проделать до выборов. А может быть, их и вовсе не заботят выборы!
— Допустим, что так, — поспешно согласился Лунардо. — Но если вы не подозреваете весь Совет Десяти в заговоре, то среди семнадцати человек должны же быть люди, которым вы доверяете, и которые, безусловно, не принадлежат к числу заговорщиков! Есть такие люди?
— Есть, — Оттовион понимающе усмехнулся. — Я их уже упоминал. Это дож, сер Паскуале Чиконья.
— Один лишь дож?
— Да. Насчёт него я полностью уверен. Все остальные... — Оттовион на мгновение замешкался, а затем бросился в атаку с решительностью человека, давно обдумавшего свою просьбу. — Мессер Лунардо! Я понимаю, что вы уже давно догадались о сути нашей просьбы и уже заранее начинаете отказываться от неё. Но я и мессер Паскуале Чиконья, наш дож, нижайше просим вас, испытанного дипломата, прокуратора Сан-Марко, сенатора и патриция нашей Республики, помочь нам... всем нам, потому что это дело касается не только Канцлера и дожа. Мы хотим разобраться. Хотим, чтобы вы помогли и либо рассеяли наши подозрения, либо подтвердили их.
— А что известно благочестивому мессеру дожу? Он полностью придерживается вашей точки зрения?
— Нет, — честно признался Оттовион. — Я не говорил ему о пропаже документов. Дож видит, что в Совете происходят странности, и склоняется к идее о заговоре некоторых советников.
— Хорошо, — подумав, сказал Лунардо. — Если вы просите меня поразмыслить и высказать вам своё мнение, то я сделаю это с радостью, чтобы оказать вам услугу.
Оттовион покачал головой, изучая лицо дипломата.
— Этого мало. Нужно, чтобы вы провели независимое расследование, помогли добыть факты.
— Это невозможно, — твёрдо заявил Лунардо. — Как, находясь в Падуе, я смогу сделать это? Вы же знаете, что я не имею права надолго покидать университет!
— У вас есть помощники...
— И что же? Если мои помощники начнут многим интересоваться, то попадут в поле зрения сбиров. И тогда мы сами окажемся в положении заговорщиков! — Лунардо покачал головой. — Это невозможно. Нет, нет! Я готов размышлять вместе с вами. Я готов помочь выработать план действий. Наконец, я использую свои связи и весь мой авторитет... Но только не расследование!
Оттовион, поджав губы, молча кивал, слушая своего собеседника. Когда тот закончил, он выложил свой последний аргумент.