Ландскнехт шагает к океану - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Удот cтр.№ 20

Михель сразу сообразил, что стреляли-то сзади. А сзади у них Гюнтер.

— Эй, трусы! И где ж это, скажите на милость, вы увидели дым? — донёсся издевательский голос Маркуса, также быстро разобравшегося в ситуации.

Пуля, выпущенная Гюнтером, перебила молодчику из кареты руку, в которой он сжимал пистолет. Взвыв побитой собачонкой, тот враз забыл и про дражайшую тётушку, и про долг, и про дворянскую честь, выронил не только пистолет, но и шпагу и, зажимая раненую руку, побежал. Почему-то не вглубь леса, а прямо по дороге. Только пыль поднялась.

— Ганс, Ганс! Не упусти его! Давай бегом! Ишь порскнул, ровно заяц! И куды ж ты намылился, глупенький зайчонок ^[65], — возбуждённо загалдели ландскнехты.

Ганса дважды понукать не надо. Окрылённый доверием товарищей, а более запахом близкой крови, уже не обращая внимания ни на какие преграды, Ганс рванул, ровно борзая за дичью. По пути отбросил шпагу, отстегнул ремень с ножнами, скинул на обочину стеснявший движения камзол. Нагнал! Ганс не был бы Гансом, если бы вот так вот, запросто, отправил дворянчика на тот свет. Рванул к себе, схватил мертво за горло и, когда обречённый сначала одной, а затем, превозмогая боль, и второй, раненой, рукой попытался отодрать цепкие пальцы Ганса и тем открылся снизу, Ганс, медленно, смакуя, распорол его снизу доверху. Присев рядом, с каким-то неподдельным детским изумлением смотрел на агонию, словно удивляясь: и кто ж такое мог сотворить. Простого созерцания ему вскоре показалось мало...

Товарищи давно уже перестали обращать внимание на подобные художества. Лишь Гийом, поморщившись при очередном диком вопле с дороги, бросил:

— Лучше б ускользнувшего гайдука с запяток попытался достать. Явно тот где-то поблизости блукает.

Ландскнехты с опаской окружили карету. Михель, перезарядивший к тому времени мушкет, торопливо присоединился к остальным.

— Баба, а боле никого, — как обычно, зрение не подвело Макса в полумраке кареты, — старая к тому ж. Может, Ганса кликнем?

— Хватит ему на сегодня развлечений, — угрюмо, как обычно, процедил Гюнтер, — разведёт тут сейчас, понимаешь, волынку, за уши не оторвёшь, а нам поспешать надо.

— Старуха! — обратился он к отчаянно визжащей женщине, которую, к тому времени, сильные руки Макса и Маркуса выволокли из кареты на свет Божий. Сказал так, что она тут же замолчала и почти не всхлипывала:

— Деньги, драгоценности! Потом молись. Денег — побольше, молитву — побыстрей.

С грохотом полетели на дорогу сундуки, закреплённые на крыше кареты. Кто-то то ли в шутку, то ли всерьёз — мало ли где по нынешнему неспокойному времечку хранят деньги — полоснул по подушкам. Пух и перо взвились весёлым облачком и истаяли, лениво разносимые слабым ветерком. В общем, пошла потеха. Вскоре выяснилось, что веселиться-то нечему.

Сундуки пусты, взяты лишь для блезира, или, говоря по-простому, пыль честным людям в глаза пускать. На старухе навешано, правда, густо, но дока в подобных цацках Гийом — сколько церковных окладов и аналоев разорил у папистов — намётанным взором определил, что всё это никчёмные стекляшки и цена им в базарный день — пяток гульденов. Ни кошелька тебе, ни шкатулки. Нет, кошельки, конечно, были и у старухи, и у юнца — Гансу крикнули, чтоб обыскал получше, но не те тугие мешочки, радующие глаз, из которых того и гляди начнёт сочиться золото, ровно масло из треснувших мехов, а сморщенные, сухие, словно стручки гороха, пролежавшие под снегом. И как эти стручки, пустые — ну, ни единой же полушечки. С горя бросились обшаривать тела кучера, лакея, солдат. Опять же Гийом не сплоховал: вырезал изо рта одного из кирасиров упрятанный туда талер. Рот — самое надёжное место для монеты: не срежут, как кошелёк, не вытащат как из кармана. Главное, зря не разевай его где попало. Все шумно одобрили удачу Гийома — но ведь это только один талер. Проворно резали обивку кареты, вспарывали кавалерийские сёдла — ничегошеньки. Подступали к старухе, но та от страха ровно язык проглотила. Пытать? Бесполезная затея. По всему видать не из той знати, которую война озолотила. Скорее наоборот.

И одрами, запряжёнными в карету, побрезгует не то что кавалерия и обоз, даже маркитант не польстится волочить свою тележку с нехитрым товаром. Разве что на колбасу сдать, опять же, самим потом зубы ломать. Да и опасно это: сбёгший лакей признает хозяйских рысачков даже по шкуре. Кирасирские лошадки, само собой, клеймены, значит, тоже сразу спросят, где промыслили.

Восемь здоровых лбов рисковали своими шкурами ради пары монет, пары стекляшек, одного более-менее хорошего платья — лучшее, конечно, оказалось на самой старушенции, но пока суд да дело — оно оказалось безнадёжно испорченным. Решились всё же рискнуть с конями. Макс вроде прикинул, куда их можно толкнуть. Но отдавать придётся хорошо, если за четверть цены, если вообще что за них выручишь, а самое главное, выжига Макс бессомненно слупит щедрые комиссионные. Недаром он сразу предупредил, что пойдёт торговаться один. Поди потом проверь.

Главная ценность, пожалуй, оружие. Семь пистолетов — в карете нашёлся ещё один, зато раззява кирасир имел вместо положенной пары всего один. Два мушкетона ^[66] — опять же у этого убогого с одним пистолетом ружьё тоже отсутствовало. И как он воевать-то собирался? Впрочем, его лучше экипированным соратникам это не помогло: мушкетоны остались в бушматах, пистолеты в ольстрах ^[67]. Ни выстрела не успели сделать. Три палаша, шпага приконченного Гансом юнца. Ни у кучера, ни у гайдука с запяток оружия, всем на удивление, не оказалось, что опять же подтверждало удручающую нищету владельцев кареты. Ведь все кто ни попадя разгуливают сейчас вооружённые до зубов, и у последнего мужика под застрехой вполне можно обнаружить мушкет, а то и пару пистолетов в придачу.

Ремни, пороховые натруски, патронные сумки — само собой, до кучи. С кирасами и шишаками решили не связываться. Тяжело и малоприбыльно. Доспехи рядовые, ни тебе, понимаешь, золотой чеканки, ни чернения по серебру. Куски железа, к тому же изрядно поржавевшие.

Вот тут Мельхиор и узрел башмаки. Кучер и лакей были босы, у юнца обутка так себе, да нога уж больно мала. Кирасирские ботфорты держатся на честном слове — развалятся ни сегодня-завтра, больше грошей на починку изведёшь, а самое главное — интересоваться начнут, откуда у тебя, мушкетёра, после ночной отлучки да кавалерийские сапоги. Беды не оберёшься. Командование в последнее время принялось рьяно подтягивать дисциплину. Очередная маршальская блажь — чтобы солдат да не грабил, расскажи кому — засмеют. Но тебе-то, служивому, угодить по нынешним временам в петлю за деяние, за которое ещё вчера награждали и, возможно, завтра будут снова награждать, — плёвое дело.