Призванный хранить - читать онлайн книгу. Автор: Николай Буянов cтр.№ 71

«Дикарка»! Он криво усмехнулся. Кем же она меня-то посчитала...

Чтобы отделаться от назойливой мысли, он, нарушив запрет, подошёл к монаху и почти грубо спросил:

— Что надо делать-то?

Кирпичи, а точнее, обтёсанные камни лежали аккуратной стопкой. На некоторых ещё сохранилась штукатурка — видно, раньше они составляли со стеной единое целое. Монах, нисколько не удивившись, показал жестом: мешай, мол, раствор. Камни здесь клали, как и сто, и пятьсот лет назад, «вживую», без связующего материала, а раствор использовали, чтобы заделать щели в углах. Антон хмуро кивнул, подвёртывая рукава и приноравливаясь к массивной кежлеге ^[24]. И подумав мимоходом: а монах-то, выходит, из местных, раз понимает язык. А потом ему стало не до монаха. Мешать раствор — занятие тяжёлое. Зато позволяющее отвлечься от неприятных дум.

Лоза с Баттхаром о чём-то переговаривались вполголоса — Аккер послал их собирать камни на склоне. Сель разрушил стену и разметал её по округе, но не далеко: легче было собрать старые камни вместе, чем вытёсывать заново. Антон посмотрел вслед аланскому царевичу и подумал: а парнишка-то окреп. Плечи раздались вширь, а бёдра, наоборот, вроде как стали уже, мышцы явственно обозначились на руках... Вот бы сюда этих культуристов из навороченных «качалок», валуны весом в полцентнера да крутые горные тропы — это вам не загнивающий буржуйский «Кеттлер»...

Да был ли Баттхар когда-нибудь таким уж хлюпиком? Вспомнить хотя бы, как он рыбкой, без всплеска, нырял в ледяное подземное озеро — и донырнул-таки до дна, до той самой решётки, установленной древними жрецами... А потом — совсем неплохо лез по отвесной гладкой стене. Потом — рвался драться с монгольскими конниками на переправе через реку... Нет, парень никогда не был трусом. На язык невоздержан — а кто без греха? Грузинская царевна, пожалуй, ещё и благодарна будет, что мы доставили ей не мальчика, но мужа.

Странное дело, однако, что он вроде и не особо стремится поскорее продолжить путь. Не мечтает вслух о скорой свадьбе, не тоскует в разлуке со своей прекрасноокой невестой. (А с чего я взял, что она прекрасноокая? Может, наоборот, страшна как смерть... Впрочем, если верить Алле Борисовне, короли по любви не женятся). Не таскает её фотографию в нагрудном кармане — вообще не упоминает о ней, а по идее, должен бы...

Странно также, что и Аккер не торопится: до сих пор ни монголы, ни кто-либо иной не покушались на его жилище, а ведь он убил десятерых... Что мешает Тохтамышу, не дождавшись своих нукеров, отрядить других по их следам? Самое разумное в этом случае — уйти поскорее, не рискуя ни собой, ни приёмной дочерью, ни царевичем, ради которого все и затевалось. Но горец не спешил. Каждый день бродил по горам, дрался на деревянных саблях, захаживал в нижнее селение (строго-настрого запретив, однако, своим подопечным делать то же самое), восстанавливал храм на склоне горы... Будто ждал чего-то, какого-то важного события.

Но самое странное, самое загадочное, завораживающее, возбуждающее и мучительное — это Асмик. Девушка из давно исчезнувшего племени аланов, одинаково свободно управляющаяся и с поварёшкой, и с боевым луком. Её светлые глаза и шелковистые волосы, мечта всех режиссёров, снимающих рекламу шампуней и бальзамов-ополаскивателей, её простой меховой плащ в аккуратных заплатках и дорогое ожерелье на стройной шее — очень дорогое, даже Антон, профан в этой области, сразу обратил внимание... Её неожиданные слова о царевиче («бедный мальчик...») и способность свободно путешествовать меж сопредельных миров, будто из комнаты в комнату в собственной квартире...

«Уж не по её ли воле, — обожгла вдруг шальная мысль, — меня забросило в чужое столетие? Нет, не хочется так думать. Не получается представить Асмик в опасной роли вершителя судеб...»

Антон чуть не сломал ручку у лопаты. И обнаружил вдруг, что злится по-настоящему. Все они здесь — все до единого — играют какие-то свои роли. Только моя роль мне непонятна, словно написана на другом языке. Или её выдрали с мясом из другой пьесы...

Подошёл Аккер, присел на корточки, придирчиво оглядел Антонову работу и кивнул:

— Тащи внутрь.

Вот так, подумалось Антону. Не «спасибо», не «молодец» — тащи, мол, и все.

Монах был в молельне. Подвернув рукава рясы, он примерял на место подходящий по размеру кирпич. На Антона он даже не взглянул. Того так и подмывало подкрасться сзади и стянуть капюшон с головы. Да ну, крик поднимется... Он шагнул дальше, к алтарю, мимо массивного каменного синтона. Через разрушенный купол светило солнце, лаская лучами лик Богоматери. Антон поднял голову — и слегка удивился... Ему показалось, что он узнал эту женщину.

— Аккер, — тихо позвал он. — Скажи, кто расписывал этот храм?

Горец немного подумал.

— Говорят, будто лет триста назад сюда через Клухорский перевал пришли византийские монахи-миссионеры. Они построили церковь и принялись обращать окрестные племена в христианскую веру. Горцы не захотели поклоняться чужому богу. И когда аланский царь Аббас возложил на себя крест, его народ восстал. Миссионеров перебили, но храм уцелел. И простоял ещё сто лет, пока монахи, посланные царём ромеев, снова не пришли. Наверное, один из них и был тем мастером. Жаль, имени его не сохранилось.

— А женщина... Ну, с которой он писал Богородицу — кто она была?

Аккер махнул рукой.

— Там, за перевалом, когда-то стоял большой город. Им правила царица Регенда. Византийский живописец, приглашённый в её дворец, восхитился её красотой и перенёс на свою фреску. Правда, это только предание, но — кто знает. Она погибла через несколько лет после постройки храма. Монголы осадили город, взяли его штурмом, перебили жителей, а Регенду повесили на воротах. — Аккер помолчал. — Я слышал, дело не обошлось без предательства, но подробностей не знаю. Да, наверное, и никто не знает.

— Неужели никто не уцелел? — спросил потрясённый Антон.

— Нет, — неожиданно резко ответил горец. Антону показалось, будто он пожалел, что разоткровенничался с чужеземцем. Однако любопытство и — ощущение близкой разгадки, почти озарения — взяло верх, и Антон крикнул в удаляющуюся спину:

— А когда это произошло?

— Десять лет назад, — услышал он ответ. — Оставил бы ты это, чужеземец. Тебе никто не говорил, что прошлое ворошить опасно?

Антону приснился большой город. По всем признакам — тот самый, о котором упоминал Аккер. Высокие стены с башнями, посады купцов и ремесленников, харчевни и лавки со множеством товаров, рыночная площадь, заполненная пёстрой толпой, и широкая мощёная улица, ведущая к замку правительницы. И он сам, Антон Изварин, в длинной одежде странника и художника. За плечом, в холщовой сумке, вместе с нехитрой едой на дорогу — кисти, краски, куски холста и кусочки древесного угля для наброска эскизов.

Ноги в стоптанных башмаках ощутимо гудели от долгой ходьбы — ну, да к ходьбе ему было не привыкать. Новые лица и новые впечатления манили вперёд, сердце стучало учащённо, в предвкушении чего-то важного — надо думать, встречи с царицей. Говорят, она очень красива, эта аланская царица, а слава о её мудрости достигает побережий обеих великих морей на Западе и Востоке...