Призванный хранить - читать онлайн книгу. Автор: Николай Буянов cтр.№ 27

— Ганджа, — сказал Заур. — Бывшая столица лазов.

— Кто же их так? — вполголоса спросил Антон. — Монголы?

Заур жёстко ухмыльнулся и произнёс непонятное:

— Нет. Другие лазы.

Там, за разрушенной стеной мёртвого города, виднелись огни. Много огней — будто колония светлячков облепила гнилушку. Вдоль подножия холма вкруг стояли походные юрты, похожие в темноте на гигантские тюбетейки. Или (первая ассоциация, возникшая в голове Антона) — на некий мрачноватый фестиваль цирков шапито. На вершине холма неким светлым пятном — более светлым, чем окружающее его пространство, — выделялся ханский шатёр со знаменем, на котором красовался золотой беркут и каменный жертвенник.

— Ставка Тохтамыша, — сказал Заур. — Перед его шатром в синих юртах — двести личных телохранителей-тургаудов. Сзади — коричневые юрты для жён и рабынь. Дальше от холма — жилища простых монголов.

— Почему же они не живут в домах? — удивился Антон. — Уж нашлась бы парочка уцелевших.

Заур пожал плечами.

— Наверное, не привыкли.

Тор Лучник, напряжённо обозревавший окрестности, изрыгнул невнятное ругательство и спросил:

— И где нам искать царевича?

— В яме, — механически отозвался Антон. — То есть в тюрьме.

Тор тяжело посмотрел на него.

— Признайся, кто тебе на ухо нашептал?

— Оставь его, — негромко произнёс Заур и спросил у Антона: — Тебе точно это известно? Где находится яма?

— Не знаю, — нехотя отозвался тот. (Сказать или не сказать им про рукопись? Он снова тихонько коснулся свитка: нет, пусть у меня останется хоть один козырь в рукаве. На всякий случай...) — Что же теперь делать?

Заур молчал долго. Его глаза, вытянувшиеся в щёлочки, высматривали что-то во вражеском стане. Смоляные брови сошлись на переносице, и Антон некстати вспомнил где-то вычитанное: «Бойся мужчин со сросшимися бровями, — говорила Матушка Гусыня. — Ибо таким мужчинам одна дорога: в лес по февральскому снегу. Сросшиеся брови — верный знак оборотня».

Пожалуй, Заур вполне мог сойти за оборотня — человека, который лунной ночью, такой, как эта, оборачивался матёрым волком: вот сейчас, на виду у всех, вдруг встанут торчком острые уши, стремительно обрастая чёрной шерстью, скрючатся пальцы, ладони превратятся в когтистые лапы, и широко расставленные глаза сверкнут в темноте дьявольским жёлтым огнём...

Действительно, волк, подумал Антон, ощутив внезапный холодок под ложечкой. Он вдруг заметил седину в волосах Заура — тонкие серебряные нити возле висков. Правда, их было немного, и белой, как лунь, его голова станет ещё нескоро. Если вообще станет: такие, как он, редко доживают до глубокой старости. И уж совсем редко умирают в собственной постели.

Заур молчал — молчали и остальные. Только Лоза, не выдержав, хотел спросить о чём-то, но жёсткосердный Тор легонько шлёпнул его по затылку: тихо, мол, не видишь — командир думает.

— Нужен пленник, — наконец произнёс Заур. — Лоза и ты, чужеземец, останетесь здесь. И ни шагу без моего разрешения, ясно?

— Послушай, почему он сказал так странно: «другие лазы»? Когда я спросил его, кто разрушил город...

Лоза посмотрел на Антона, вникая в суть вопроса.

— А, вот ты о чём... Да. Я слышал, что Ганджу и вправду разрушили лазы. Те, что переметнулись на сторону монголов.

Он помолчал.

— Тимур несколько раз пытался штурмовать город, но только терял своих воинов. Тогда он пришёл в селение лазов, которые остались в северных предгорьях, по ту сторону перевала. Уж не знаю, что он им пообещал: денег, пайцзу в знак милости... Только они в конце концов согласились. Одни — из страха, другие и вправду рассчитывали, что хан наградит их за службу... Они предали своих. Защитники, увидев, что против них воюют их соплеменники, растерялись. А потом монголы ворвались в город и принялись рубить всех подряд: и тех, кто помогал им, и тех, кто оборонял город. Царь Сафо, не желая попасть в плен, бросился на собственный меч... Так что Заур не соврал: лазы здесь действительно дрались против лазов. Верится с трудом, да?

Антон не ответил. Только подумал: ну почему же. Всё до боли знакомо: сосед убивает соседа, брат берёт обрез и стреляет в брата, сын заказывает богатого отца, который что-то зажился на свете — во все времена не было врагов непримиримее.

— Неужели целый народ исчез? — тихо спросил он.

Лоза пожал плечами.

— Ну, кое-кто уцелел. Кто-то не поверил Тимуру и спрятался в горах, кто-то ушёл к Великому морю, или к хазарам, или в другие крепости. В войске нашего харал-гаха Османа тоже есть трое из племени лазов. — Мальчишка презрительно сморщил нос. — Я их видел: воины из них никудышные. Будь я предводителем — выгнал бы таких взашей... Мы, кингиты, — другое дело. Мы становимся воинами с рождения. И никто из нас — ни один! — никогда не стал бы служить Тимуру.

— Так уж и ни один? — недоверчиво хмыкнул Антон.

И тут же пожалел об этом, потому что оскорблённый в лучших чувствах Лоза чуть не схватился за кинжал.

— Не веришь?!

— Верю, верю, — испуганно сказал Антон. — Успокойся. Тихо, кто-то идёт...

Юноша вгляделся в темноту и радостно выдохнул:

— Наши...

«Язык» был здоровенным — ростом, пожалуй, с Заура, которому совсем не маленький Антон доставал лишь до уха, и гораздо шире в плечах. Как только ухитрились завалить такого бугая?..

Голову пленника закрывал мешок, мощные руки в буграх мышц были стянуты верёвкой за спиной, у бедра издевательски покачивалась кривая сабля, спрятанная в ножны. Кажется, у японских самураев считалось высшим шиком пленить противника, оставив ему меч на поясе: таскай, мол, мне твоя железка не страшнее зубочистки. Здесь, видимо, придерживались похожих обычаев.

Заур непочтительно пнул монгола коленом под зад, тот сослепу ткнулся лбом в чахлую сосенку, взвыл и сполз на землю. Тор Лучник сдёрнул мешок с его головы и сплюнул сквозь выбитый передний зуб. И у него, и у Заура на лице была написана странная брезгливая ярость, словно не вражеского «языка» добыли, а случайно раздавили в ладони мокрицу. Антон посмотрел на пленника и вдруг сообразил, что перед ним — не монгол, хоть и одетый по-монгольски. Чертами лица, невысокими скулами, разрезом глаз и формой носа он скорее напоминал не степняка, а горца — грузина или абхазца. Или...

— Або, — тяжело произнёс Заур. — Не думал, что мы встретимся вот так.

Пленник взглянул снизу вверх, глаза его вдруг расширились, почти суеверный ужас заплескался в них, словно осеннее море... Он попятился, сидя на заду и судорожно перебирая ногами, и просипел:

— Заур, ты?!

Он отполз бы и дальше, но помешало деревце. Он упёрся в него спиной и выкрикнул:

— Я не хотел! Не хотел им служить, меня заставили! Ты не знаешь... Меня били плетьми, пока я не согласился...