Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций] - читать онлайн книгу. Автор: Герхард Шредер cтр.№ 75

Еще в Ганновере Франк Штайнмайер стал шефом государственной канцелярии, и его карьерный взлет был молниеносным. При этом все те, кого он стремительно обошел, единодушно сходились во мнении: ясно, он же лучше всех! Никогда и ни одного обиженного конкурента и даже ни тени зависти. В Ганновере он начинал референтом по СМИ. Бригитта Цюприс — она тогда была референтом по конституционному праву, а позже возглавила отдел — порекомендовала его мне. Он вошел в мой кабинет, излучая уверенность в себе, но без примеси высокомерия, и с первого взгляда между нами установился отличный контакт. Что бы ему ни поручали, он делал это превосходно. Поэтому его продвижение по службе было запрограммированным, само собой разумеющимся: вскоре из каморки под крышей он переехал на первый этаж, в кабинет, предназначенный для шефа госканцелярии. Зигрид Крампитц тогда руководила моим личным секретариатом. У них обоих установилось прекрасное взаимопонимание с Уве-Карстеном Хайе, спикером правительства, а он еще в Нижней Саксонии был в нашей команде. Из Ганновера этот квартет впоследствии перебрался вместе со мной — через Бонн — в Берлин. Постоянство сотрудников, составлявших мое непосредственное рабочее окружение, стало для меня опорой и своего рода защитой: близкие, хорошо знакомые люди, кому я мог доверять и на кого всегда можно было положиться.

За семь лет работы на посту канцлера я вряд ли припомню хоть один спокойный период, когда возникла бы пауза и можно было расслабиться и перевести дух. Внутри коалиции вечно надо было что-то «утрясать» и о чем-то договариваться: что ни лето — так непременно какой-то «спектакль». Внешнеполитические события — Косово и Македония, кошмар 11 сентября 2001 года, интервенция в Афганистан и иракская операция Enduring Freedom — требовали полной концентрации сил и внимания. Резкие перепады внутриполитической атмосферы, чуть не на каждых земельных выборах сотрясавшие основы государственной власти, тоже держали в напряжении федеральное правительство. В таких условиях особенно важно чувствовать, что в ближнем окружении есть надежные высокопрофессиональные соратники, — а они удивительным образом даже не подавали вида, что и им нелегко справляться со стрессом в это перенасыщенное политическими событиями время.

И вот наступило 1 июля 2005 года. Мы коротко обсудили, как мне лучше добраться до Рейхстага. В нормальной обстановке я дошел бы туда из Ведомства канцлера пешком, как обычно и делал, когда заседал парламент. Но в то утро повсюду дежурили десятки телевизионных бригад: на каждом квадратном метре правительственного квартала журналистов теснилось больше, чем во всех прочих представляющих интерес местах на земле. И я предпочел преодолеть этот краткий путь в машине. Впоследствии, работая над этой книгой, я перечитал текст своего выступления 1 июля 2005 года перед бундестагом, в котором обосновывал принятое решение: поставить на голосование вопрос о доверии правительству. В тот день, когда от парламента требовалось при наличии конструктивного вотума недоверия решиться на самороспуск, начался и мой личный путь к новым, досрочным выборам. Перечитывая свою речь, я вновь и вновь думаю о том, на какой тонкой грани балансирует конституционно-правовая аргументация. Но в ней говорится также и о сути дела, о причинах, обусловивших необходимость столь трудного парламентского мероприятия. Я процитирую шесть абзацев:

«С момента принятия программы Agenda‑2010 СДПГ теряла голоса избирателей на земельных выборах и на выборах в Европарламент — а во многих случаях лишилась участия в земельных правительствах. Это высокая плата за то, чтобы в стране проводились реформы.

Тот факт, что нам пришлось заплатить столь высокую цену — напоследок и в Северном Рейне — Вестфалии, вызвал бурные дебаты в моей партии и во фракции. Нечто подобное случилось и с нашими партнерами по коалиции.

В том, что касается существующего соотношения сил, я должен учитывать и влияние этих событий на сотрудничество между бундестагом и бундесратом. Ситуация в бундесрате — не просто вопрос большинства, но в первую очередь это вопрос позиции, о чем красноречиво свидетельствует число протестов, поступивших после завершения согласительной процедуры.

За текущий период деятельности правительства бундесрат своим большинством в 29 случаях опротестовывал соответствующий закон. Это, дамы и господа, почти равняется сумме всех прежних случаев опротестования за все двенадцать периодов деятельности разных правительств начиная с 1949 и по 1994 год.

Очевидно, что для большинства членов бундесрата в таких вопросах, как, например, налоговая политика или сокращение субвенций, главным становится не поиск содержательного компромисса и не ответственность за государственную политику, а партийная, одержимая жаждой власти политика, которая ставится превыше интересов страны.

Я не могу ожидать ни от правительства, ни от правительственных фракций, чтобы они постоянно шли на уступки, будучи при этом уверенными, что большинство бундесрата не откажется от своей деструктивной позиции блокады. Только такая правительственная политика, заново узаконенная ясным и актуальным решением избирателей, приведет большинство бундесрата к переосмыслению своей позиции или даже к изменениям в составе этого большинства в краткосрочной перспективе».

Таким образом, речь шла о том, чтобы снять остроту разрушительного государственно-политического кризиса, грозившего затронуть фундамент демократии. Пусть цитата из моего выступления станет тому свидетельством. В проведении новых досрочных выборов я видел единственный выход. И в ходе предвыборной борьбы предоставлялась возможность прояснить, что поставлено на карту.

Я сделал первый шаг навстречу новым выборам и был исполнен решимости бороться изо всех сил. Это был мой долг перед партией и, в первую очередь, моя задача как главы правительства, а свои обязательства я всегда воспринимал с ответственностью.

Достаточно теплый день накануне окончательного ухода лета: Берлин 25 сентября 2001 года. Перед Рейхстагом столпотворение фотографов, телевизионщиков и просто зевак, выстроившихся стеной, за ними — в строгом порядке — черные лимузины. В зале пленарных заседаний Рейхстага парламентские фракции в полном составе. Напряжение вызвано личностью докладчика, именно он привлекает к себе всеобщее внимание. Исторический момент для членов парламента — гость из-за рубежа предлагает Германии всестороннее сотрудничество. Он говорит, что, по его мнению, единая Европа является гарантом окончательного искоренения язвы национализма.

Выступает Владимир Владимирович Путин — президент Российской Федерации. Свою речь он начинает по-русски, сердечным обращением к Германии, к которой Россия «всегда питала особые чувства». Путин называет Германию важным центром европейской культуры, культуры, в развитие которой немалый вклад внесла и Россия: «культура никогда не знала границ. Она всегда была общим достоянием и объединяла народы». И поэтому он позволит себе «смелость» продолжить свою речь «на языке Гёте, Шиллера и Канта — на немецком языке».

Порой мне хочется отослать речь Путина перед германским бундестагом тому или иному немецкому комментатору, рассуждающему в той или иной немецкой газете о германо-российских отношениях, с настоятельной просьбой еще раз прочесть этот текст перед тем, как писать очередную статью. Ведь в этой речи сказано обо всем, что война и послевоенный период, железный занавес и раздел Европы оставили в коллективном сознании европейских народов. И видимо, нам еще долго придется сталкиваться с предрассудками и рефлекторными реакциями, глубоко запечатленными в людской памяти со времен той ушедшей эпохи, сдерживающими и замедляющими столь необходимое нам установление новых глубоких связей: политических, экономических и культурных.