Без прощального письма - читать онлайн книгу. Автор: Инна Бачинская cтр.№ 17

Туркменские Каракумы… Оказывается, есть еще Приаральские Каракумы и пустыня с таким же названием в Казахстане. Но именно туркменские Каракумы – самая горячая пустыня мира: днем плюс пятьдесят, а песок – все восемьдесят, ночью ноль или даже минус. Зимой доходит до минус тридцати, только снега нет. Растительность… Так называемые эфемеры или однодневки – блеклая трава с мелкими цветочками. Уже к маю эта травка полностью высыхает и умирает. Это снова из энциклопедии.

Мы видели эти крохотные полузасохшие жесткие цветочки, жалкие, бледно-сиреневые и розовые, печально шелестевшие в раскаленном струящемся мареве.

Обитатели пустыни… Те, кто может выжить, – змеи, ящерицы, пауки… Скорпионы! Мерзкое насекомое, похожее на речного рака, только маленькое и черное. Вызывающее дикий ужас. У меня за пару дней выработалась привычка постоянно перебирать тряпки и одежду в поисках затаившихся в складках гадов, укусов которых я панически боялась.

Животный мир небогат, но и на том спасибо. Я не понимаю, как здесь можно существовать живому, без воды, среди раскаленного песка. В энциклопедии сказано о джейранах, волках и лисах.

Один раз я видела джейрана – маленький, на тонких ножках, сливающийся с песком. Похож на нашу косулю, только рога побольше. А по ночам истерически тявкают лисы… Это Андрей сказал – лисы, я бы ни за что не догадалась, уж скорее пустынные демоны – звуки они издавали жуткие и вполне потусторонние.

И всюду барханы, барханы, барханы… Сколько хватает глаз, пологие холмы и такыр – высушенная растрескавшаяся почва, тверже камня. Бесконечно, страшно… Земля, не впитавшая ни капли воды со дня сотворения мира… Зачем она? Каков промысел Создателя? Жаркий ад, куда можно отправлять грешников? Мне пришло в голову, что нас потянуло сюда недаром – не иначе, кара за грехи наши. Андрей рассказал, как пустыня движется, подминая и переваривая все новые плодородные куски почвы. Спокойная, неукоснительная, враждебная сила… Живая! Говорят, если долго смотреть в пропасть, то в конце концов пропасть посмотрит на тебя. Если бы тот, кто это сказал, увидел пустыню, он сказал бы иначе. Сказал бы: если долго смотреть на пустыню и дышать ее раскаленным воздухом, то пустыня посмотрит на тебя, и взгляд ее будет страшен.

Пустыня, пустынь… Там, где пусто. Там, где ничего нет. Там, где конец мира…

Верила ли я, что мы найдем город Маргуш? Андрей сказал, что древние греки называли его Маргиана. Нет, я не верила. Город-мираж, город-легенда, о котором никто ничего не знает. Такой же эфемер, как трава с лиловыми и розовыми цветочками. Вспыхнул, промелькнул и исчез без следа. Ни стен, ни костей… ничего! Вся память об этом загадочном городе заключена в одной-единственной фразе: «Маргуш стал мятежным». Все. И царь, не получивший дани, сказал Андрей, выступил в поход. Две с половиной тысячи лет назад. Царя звали Дарий, что значит «добро». Добрый персидский царь Дарий с огнем и мечом… Что было дальше, никто не знает, даже Андрей. Тогда ли умер город, древний уже по тем временам? Или согласился платить, и Дарий отступил? Одна фраза, одна-единственная, да и то… Кто может поручиться за верность и точность перевода? Никто. Ни одна живая душа. Ни памяти, ни смысла, одна вера. Слепая вера, что был, стоял, имел место.

Сик транзит глория мунди…

Зачем я здесь? У Андрея слепая вера, а у меня? Я не верю в Маргуш. Вернее, меня он не волнует. Тогда что? Что? Поиск новых смыслов в моей бессмысленной и тупиковой жизни, должно быть. Я думала, новый опыт встряхнет меня, я думала, снова начну рисовать. Приду в себя после смерти Сонечки, моей малышки…

Другими словами, мне нужно было сменить обстановку и уехать…

Андрей верит. Верит в существование Маргуша, верит в успех нашей экспедиции. На пороге смерти Андрей верит в чудо.

…Мы идем на юго-восток, вгрызаясь в пустыню. От мелких песчаных волн на поверхности барханов рябит в глазах. Глаза воспалились и болят. Переход с рассвета до одиннадцати, потом привал и обед – вяленая баранина… Меня поначалу мутило от нее, запах и вкус были непривычны и гадки. Потом я привыкла, ничего другого здесь нет. Зеленый чай и отдых. С закатом снова в путь. Лицо закрыто платком, в ушах вата. Песок скрипит на зубах, все время хочется пить. Ни мыслей, ни слов, ни желаний, одно механическое движение… Полусон, полуявь. Транс.

Иногда впереди виден город – зубцы крепостных стен, массивные, окованные узорчатым железом, деревянные ворота, втягивающие внутрь города нитки караванов. Все это видно явственно, отчетливо, даже звуки слышны – рев верблюдов и ржание лошадей, тоскливые завывания каких-то духовых инструментов, иногда женский смех. Я напрягаю слух и пытаюсь расслышать слова, мне вдруг начинает казаться, будто я понимаю чужой говор и могу повторить сказанное на древнем мертвом языке.

И тогда я жмурюсь и с силой прижимаю ладони к ушам, прогоняя резкие гортанные с придыханием голоса. Я боюсь сойти с ума…

Полный опасений и дурных предчувствий Игорь Владиславович Лещинский открыл дверь, от волнения забыв спросить «Кто там?», как всегда наказывала ему осторожная Леночка.

Это были ожидаемые гости: сомнительный журналист Алексей Добродеев и его друг-экстрасенс Олег Монахов. У профессора промелькнула мысль: «А бывают ли сомнительные экстрасенсы?» Господи, да сколько угодно! Называются шарлатаны. Хотя Леночка очень любила всякие истории и передачи про экстрасенсов и даже звонила одной гадалке из телевизора насчет потерянного кольца с сапфиром. Гадалка, звавшаяся изысканным именем Эстелла, исчезновение кольца связала с некой «черной женщиной». Что за «черная женщина», кто такая… Бог весть. Никакой «черной женщины» у них в доме отродясь не бывало. А кольцо потом нашлось, чему Леночка радовалась немало и даже хотела звонить Эстелле, чтобы та тоже порадовалась, но профессор сестру отговорил, отсоветовал лишний раз отвлекать волшебницу от магических трудов.

Все эти мысли и воспоминания пронеслись в голове профессора при виде двух массивных фигур на пороге.

– Игорь Владиславович, дорогой мой! – радостно вскричал Добродеев. – Добрый вечер! Рад видеть вас в добром здравии. Мы оба рады! Это мой друг Олег Христофорович Монахов, я вам рассказывал.

Монах, внушительный, степенный, с расчесанной бородой и пучком волос на макушке, в белом необъятном льняном пиджаке и черной рубахе, опираясь на шикарную трость с серебряным набалдашником в виде головы собаки – подарок Добродеева, – протянул руку и пророкотал:

– Наслышан, наслышан, как же, уважаемый Игорь Владиславович! Мой друг Алеша Добродеев говорит о вас постоянно.

Монах вошел в прихожую, оттеснив профессора, но продолжая сжимать его руку в большой теплой ладони.

– Да, да, господин Добродеев, конечно… – произнес запинаясь профессор, растерявшись от натиска и отступая. – Рад, рад… да! Господин Добродеев много рассказывал… да!