Еще один парижский киевлянин, поэт Анатолий Штейгер был неизлечимо болен туберкулезом, но при этом спешил «жить и чувствовать». Пешком он исходил почти всю Европу, а в швейцарском санатории, на последней стадии болезни, так удачно сочинял антифашистские листовки, что немцы назначили за его голову крупную награду. Оказавшись в эмиграции, в Париже, Штейгер написал:
Мне суждено на чинном Pеre-Lachaise
Глядеть в чужое палевое небо,
И я тоскую… Мраморных чудес
Прекрасней поле скошенного хлеба.
И этот холм, откуда поутру,
Лишь небосклон слегка порозовеет,
Так ясно видны села по Днепру
И ветерок благословенный веет…
Анатолий Штейгер родился в 1907 г. в селе Николаевка Киевской губернии и происходил из обрусевшего швейцарского баронского рода. После революции он вместе с семьей эмигрировал в Константинополь, потом переехал в Прагу и, наконец, оказался в Париже, но «бедную покинутую Украйну» так и не смог забыть. Впрочем, и не пытался. С детства Штейгер был неизлечимо болен, но его считали неисправимым бродягой: последние 15 лет своей жизни он провел в непрерывных скитаниях по Европе.
Кузнецова и Бунины в Грасе
Штейгер писал так называемые «кладбищенские» стихи:
Как он, прощаясь, не сошел с ума,
Как он рыдал перед могилой свежей.
Но время шло. Он ходит много реже.
– Забудь, живи, молила ты сама.
Но, в отличие от молодого Мандельштама, Штейгер гулял по кладбищу, веря «чуду воскресенья». Наверное, «бездны мрачной на краю» легче верить в бессмертие, чем на пороге счастья. Анатолий Штейгер прожил всего 37 лет, но, как говорил акунинский Фандорин, прекрасное и короткое стихотворение дороже пошлого и длинного романа. Штейгер написал немало стихотворений – прекрасных и коротких, как его жизнь.
Парижские киевляне – это не только особая раса, это судьба, общая для всех волн эмиграции. Киев – Константинополь – Прага – Париж или Киев – Германия – лагеря для «перемещенных лиц» – Париж: этими маршрутами прошли многие. Но немногие вернулись.
Ну да, возвращается ветер
На круги своя. Только вечер —
Вот вечер сегодня другой, —
писал поэт-эмигрант «второй волны» Игорь Чиннов. Впрочем, и в этот, другой, вечер мы рады их возвращению. И даже посмертному.
Дорогами Иль-де-Франса
Женщина, которая сажала розы, или История императрицы Жозефины
Городок Рюэй-Мальмезон… 20 минут от Парижа по красной линии пригородного поезда RER, предыдущие станции – Нантерр-город (Nanterre-ville) и Нантерр-университет (Nanterre-Université). Перед нами былая резиденция очаровательной императрицы Франции, Жозефины Богарне-Бонапарт. Наполеон I подарил дворец Мальмезон любимой женщине, которая лучше всех во Франции заваривала кофе и выращивала розы. В дворцовом розарии императрицы Жозефины розы и поныне – алее крови и благоуханнее изысканных духов. В городке Рюэй-Мальмезон можно попробовать блюда по рецептам Жозефины, посетить костюмированные праздники и фейерверки, станцевать контрданс и полакомиться улитками по-бургундски. Во дворце Мальмезон хранятся личные вещи и библиотека Наполеона. Рядом расположен дворец поменьше, принадлежавший дочери Жозефины от первого брака, Гортензии Богарне. В городке до сих пор собираются бонапартисты, как в Версале – роялисты. Фиалки Бонапартов против королевских лилий… Выбор по-прежнему актуален.
Двадцать минут ходьбы по очаровательным улицам крохотного городка, где цветов, кажется, больше, чем жителей, где в небольших, уютных отельчиках так удобно отдыхать, и где многочисленные парки носят на редкость красивые названия: «Сад медитации», «Сад вдохновения» – и перед вами парк Буа-Про. В этом парке гостей встречает сама императрица Жозефина, изваянная из мрамора и окруженная разноцветными тюльпанами… А дальше – дворец мадам Жозефины, где все до сих пор дышит ее присутствием.
Мягкая льняная сорочка, небрежно брошенная на постель, казалось, еще сохраняла тепло живого тела. Ее кружевная отделка источала нежный, сладкий запах роз и жасмина. Под стеклом, снабженным пояснительной табличкой, дремали атласные бальные туфельки, еще совсем недавно порхавшие по натертому до блеска паркету. Белое вечернее платье, надетое на манекен, игриво касалось серого редингота на таком же манекене, а рядом безмолвствовала арфа и вздыхал клавесин. Окна были распахнуты в сад, где цвели пионы, тюльпаны и маки. Розы, любимые цветы былой хозяйки этого дворца, дожидались своего часа.
Мы в Мальмезоне, маленьком городке в получасе езды от Парижа, в дворце, принадлежавшем Жозефине Богарне-Бонапарт, императрице Франции. Комнаты этого дворца ничуть не напоминают музейные. Дом выглядит совершенно жилым, как будто хозяйка оставила его совсем ненадолго, чтобы прогуляться по саду под руку с Наполеоном или навестить свою любимую оранжерею. Кажется, что она вот-вот войдет в наполненную весенним солнцем спальню, спрячет забытую на постели ночную сорочку и достанет из-под стекла мягкие бальные туфельки. А вечером будет встречать гостей в парадной гостиной, куда принесут цветы из сада и где будет не слышен грохот старых походных пушек победоносной французской армии, уже испившей сполна горечь поражений. И гости, щадя чувства очаровательной хозяйки, не расскажут ей о том, каким шатким стало положение ее великого мужа, императора французов, как близок он к поражению и вечной ссылке, а будут лишь острить, смеяться, танцевать и музицировать…
Гости собираются в Мальмезоне и поныне. В дворце-музее устраивают костюмированные праздники с фейерверками: для туристов и бонапартистов – тех, кто до сих пор чтит жестокого императора французов, чуть было не ставшего властелином мира. Здесь танцуют вальс, кадриль и контрданс, как во времена империи, и непременно в костюмах начала XIX столетия.
Почти все отели и кафе городка напоминают о Жозефине Богарне-Бонапарт: они носят или ее имя, или имена других Бонапартов – братьев императора, его матери Летиции, детей Жозефины от первого брака. В старинной церкви Сен-Поль проходят панихиды по членам семьи Бонапартов, а на службах храма до сих пор собираются бонапартисты, подобно тому, как в храмах Версаля на службах встречаются потомки стариннейших аристократических родов Франции. В Мальмезоне чтят фиалки и розы – любимые цветы Бонапартов, в Версале собираются поборники королевских лилий. Былые распри все еще живы: любовь и ненависть к императору разделила Францию на две половины.
Гостиная в Мальмезоне, где выставлена парадная одежда Наполеона и Жозефины