Ростов-папа. История преступности Юга России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 26

Второй по счету градоначальник, генерал-майор Даниил Драчевский (1905–1907), также в 1914 году угодил под суд за растрату 150 тысяч рублей из средств, выделенных на издание газеты «Ведомости Петроградского градоначальства». Выяснилось, что ему также платили мзду игорные дома Ростова. Но дело заволокитили, и оно так и не дошло до суда — грянула Февральская революция.

Опять же, в 1914 году, ставшем своеобразным «моментом коррупционной истины» для ростовских властей, под суд был отдан одиозный ростовский полицмейстер коллежский советник Сергей Балобанов (1908–1913).

Лихой полицмейстер из Нижнего Новгорода, которому за отчаянную храбрость покровительствовал сам премьер и министр внутренних дел Петр Столыпин, Балобанов лично участвовал в операциях по поимке опасных преступников и развил активную деятельность по отлову расплодившихся в годы революции налетчиков и бандитов. Однако вскоре ему это наскучило, и Балобанов смекнул, как в купеческом городе можно свою энергию использовать с максимальной выгодой. Он обложил податями владельцев кафешантанов, закрывая глаза на продление времени работы их заведений по ночам, когда они фактически превращались в откровенные притоны. Затем полицмейстер помог своей любовнице Марии Звездиной, жившей неподалеку от полицейского управления на Скобелевской улице, приобрести лавку в престижном месте, обязав торговцев закупать товар именно у нее. А потом уже пошло-поехало…

Выявились бесчинства Балобанова, как водится, случайно. 2 августа 1911 года пьяный казначей полицейского управления Ярошенко в кафешантане «Марс» прилюдно обозвал Балобанова взяточником. Об этом быстро донесли градоначальнику генерал-майору Ивану Зворыкину, который давно уже точил зуб на беспредельщика. Он решил, что пришло время остудить необузданный лихоимский пыл полицмейстера, и распорядился провести административное дознание.

На допросе отрезвевший Ярошенко заявил, что от управляющего «Марсом» Галактионова полицмейстер получил взятку в 100 рублей за выдачу разрешений на выпуск афиш и пользовался в кафе бесплатным угощением, что обходилось «Марсу» в 25–50 рублей каждый раз. Сам Галактионов на суде божился, что взяток не давал, а лишь делал полицмейстеру «50-процентную скидку на заказ в театральном буфете». В свою очередь раздосадованный полицмейстер утверждал, что разрешение на афиши давал не он, а… сам градоначальник.

Далее выяснилось, что у содержателя кафешантана «Буфф» Гершойга и его компаньона Бориславского в 1910 году Балобанов брал взятку в размере 1 тысячи рублей из сумм залога в обеспечение расчета с артистами. Испуганные Гершойг и Бориславский поклялись, что это была не взятка, а всего лишь «заем». Якобы полицмейстер просил 2 тысячи, а ему дали всего тысячу. Из которой тот якобы вернул целых 700 рублей, «вот те хрест святой». Административное дознание зашло в тупик.

Но Зворыкин все-таки взял реванш, хоть и спустя несколько лет. В конце марта 1914 года он достучался до министра внутренних дел Николая Маклакова, который, ознакомившись с делом, сделал вывод о необходимости отдать уже бывшего полицмейстера под суд по статье 372 Уложения о наказаниях («За лихоимство»). Сенат согласился и отправил дело в Новочеркасскую судебную палату.

Но, видимо, и с того света заступничество покойного Столыпина спасло мздоимца. Присяжные оправдали Балобанова.

Попал под суд и сменивший его на этом посту полицмейстер капитан Николай Иванов (1913–1917). Правда, не за ростовские, а за более ранние «подвиги» — в бытность его полицмейстером Владикавказа (до него там полицмейстером был Прокопович). Еще в 1909 году он был отдан под суд Тифлисской судебной палаты вместе со своим подчиненным Борисом Ливановым, по обвинению в незаконном изъятии лошади у легкового извозчика Игната Лопатникова под предлогом того, что та якобы краденая. Извозчик привел свидетелей, что купил ее за 100 рублей, однако полицейские попросту присвоили четвероногую себе.

Впрочем, в тот раз Иванов с Ливановым отделались легким испугом, вернув лошадь владельцу.

Перед самой Первой мировой войной разразился еще один показательный скандал. Выяснилось, что глава полиции Азова, пристав Афанасий Попов, которого все почитали грозой местного криминалитета, сам оказался главарем здешней разбойной шайки, которая грабила почты. Пристав же был для них не только «крышей», но и идеальным наводчиком.

Впрочем, нельзя сказать, что Ростов в коррупционном смысле был некоей белой вороной на идеально черном мундире отечественной полиции. В те же годы даже полицию Белокаменной сотрясали скандал за скандалом, связанные со злоупотреблением ответственных чинов своим положением. Так что пришлось назначить специальную ревизию во главе с сенатором Николаем Гариным. Она выявила многочисленные случаи лихоимства, поборов, сокрытия преступлений. Гарин обвинил начальника Московской сыскной полиции Дмитрия Моисеенко «в превышении власти, бездействии оной, растратах и присвоении казенных денег, взяточничестве, вымогательстве и целом ряде других преступлений». Параллельно Моисеенко при покровительстве градоначальника Москвы Анатолия Рейнбота фактически крышевал железнодорожное ведомство, где хищения исчислялись суммами порядка 11 миллионов рублей. В итоге Рейнбот и большинство высших чинов полиции лишились своих мест и угодили под суд.

Понятно, что, когда у тебя в городе чуть ли не все руководство полиции сплошь состоит из воров и взяточников, трудно ожидать эффективной работы от структуры, призванной с этими самыми ворами и взяточниками бороться. Поэтому и образовался замкнутый круг: с одной стороны, земские власти полицию ни в грош не ставили из-за ее низкого авторитета, а с другой — понимая жадность земщины, скупившейся на официальное содержание полиции, она, пользуясь своей властью, предпочитала обеспечивать себе существование, а то и благосостояние методами неофициальными.

В результате ситуация вышла из-под контроля, и уже к концу XIX века сдерживать разгул городской преступности стало попросту невозможно.

В Одессе, кстати, тоже бойко шел процесс сращивания полиции и криминала. К примеру, выходец из дворянской семьи Александр Козачинский учился в 5-й классической мужской гимназии с будущим «отцом» Остапа Бендера Евгением Катаевым и стоял в футбольных воротах в местной команде «Черное море». В начале 1920-х годов он работал инспектором уголовного розыска и даже раскрыл дело известного налетчика Бенгальского.

Однако вскоре он делает резкий поворот в судьбе — сам сколачивает банду, в которую входят немцы-колонисты и бывшие белогвардейцы, занимается грабежами и разбойными нападениями на заготовительные конторы. В одной из перестрелок с милицией нос к носу сталкивается со своим гимназическим другом Женей Катаевым, служившим в Одесском уголовном розыске, которому и сдается.

Удивительное дело, но известного в окрестностях Одессы налетчика не расстреливают, как в начале 1920-х это делали сплошь и рядом, не утруждая себя дознаниями и доказательствами, а дают детскую «трешку», а в 1925 году даже амнистируют. После чего старый приятель Катаев перетаскивает его в Белокаменную, где экс-грабитель Козачинский и пишет свою культовую повесть «Зеленый фургон».

К концу ХIX века на юге России вообще и в Ростове в частности во многом уже сложилась устойчивая уголовная среда со своей иерархией, специализацией и этическими нормами. Из спорадических ватаг и шаек, обитающих незнамо где, выходящих «торговать» где повезет и разбегавшихся после дувана, разного звания люди теперь сколачивались в «хоровод» по профессиональному признаку и селились в более удобных для своей деятельности местах. Как правило, на тогдашних окраинах Ростова — в слободках и «нахальных» хуторках.