Ростов-папа. История преступности Юга России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 18

В 30—40-х годах XIX века тут находились две корчмы для путников, если верить легендам, соединенные подземным ходом. Здесь налетчики дуванили добычу и пропивали награбленное.

У тракта, на месте нынешнего парка Строителей, в середине XIX века располагались постоялый двор и сад мещанина Гарбуза, происхождения которого никто не знал. В полиции небезосновательно подозревали, что в корчме устроили воровской притон, где шла игра в зернь на большие деньги. Среди почтенной публики малоросс Гарбуз слыл за колдуна и чуть ли не за упыря. Обыватели уверяли, что когда-то корчмарь привез на Дон из Малороссии прекрасную девушку-полянку. То ли пленницу, то ли наложницу. Якобы при попытке побега она была убита, а над ее могилой Гарбуз и построил постоялый двор, где не переводились разномастные шалуны с большой дороги.

Легенды легендами, но когда в июле 1901 года при строительстве местным Артистическим обществом Народного театра на этом месте решено было разбить второй в городе Новопоселенский сад, рабочие клялись, что с каждым ударом заступа и лопаты на свет божий из гарбузкиного чернозема появлялись груды костей. В ямах находили по несколько скелетов, у некоторых из них сохранились связки ключей, серьги, подковы на сапогах.

Кладбища на этом месте никогда не было, поговаривали, что где-то в этом районе в давние времена хоронили умерших от чумы. Но вряд ли бы их погребали с ключами и серьгами.

Более того, Григорий Чалхушьян пишет о том, что босяки еще и в 1840-х годах, особенно в дни Сентябрьской ярмарки, устраивались в Генеральной балке на Таганрогском тракте (нынешний парк Горького близ Дома офицеров) и грабили проезжих не только по вечерам, но и в дневное время. То есть почти в тогдашней городской черте.

Однако тогда, в 1820 году, встречи с братьями-разбойниками Пушкин избежал, хотя живо интересовался лихим людом, собирая материалы к своей «Истории Пугачева».

Поэт и генерал изволили весело отобедать у провиантмейстера Якова Пеленкина, старого знакомого Раевского еще по службе в крепости Димитрия Ростовского в 1795 году, и его сестры Елены, послушав рассказы об ужасных нравах местного люда.

Можно не сомневаться, что приятелям поведали историю знаменитых в 1820-е годы ростовских разбойников Якова и Андрея Засориных. О них ходило много легенд, еще больше небылиц, но в одном все рассказы сходились: душегубами братья принципиально не были. Выходцы из приличной ростовской семьи (побочные дети помещика Засорина, их мать, из бывших крепостных, торговала ситцем на городском рынке), они подались в разбойники.

Их ватага, состоявшая из беглых крепостных и солдат-дезертиров, держала в страхе все дороги между Таганрогом, Ростовом и Нахичеванью, аж до самого Воронежа и Ельца. Обиталищем шайки считали огромную Валовую балку под Таганрогом. В каждом трактире, корчме и постоялом дворе у них якобы были свои глаза и уши.

Молва утверждала, что грабили они только нечестных, жадных и лживых торговцев и помещиков, защищая и одаряя сирых и обездоленных. У братьев было железное правило: «Грабить — грабим, потому как деньги и все прочее — людское, а жизнь — Божья, в душе человеческой один токмо Бог волен и повинен».

По одной из легенд, Засорин мог остановить проезжавшего в Ростов купца, назваться, дать ему денег и попросить передать их своей матери. Елецкий купец Яков Холин, торговец драгоценностями, клялся-божился, что в степи под Ростовом встретил собственной персоной атамана Засорина. Страшный разбойник назвал себя «хозяином степи», угостил негоцианта в придорожном кабаке водкой, передал деньги для матери и проводил до самого города — «чтобы мои молодцы тебя не ограбили».

И ни разу не было случая, чтобы какой-то купчина посмел надуть сурового варнака. Как раз Яшка Засорин и был завсегдатаем корчмы Гарбуза.

Была организована целая спецоперация по поимке шайки, но взять их смогли лишь «по извету» в Ростове, когда они пришли навестить родственников. После чего братья были отправлены в Екатеринославскую тюрьму.

Пушкина настолько захватила эта история, что в ноябре 1823 года в письме к своему приятелю князю Петру Вяземскому он, как и положено литератору, уже от своего имени разукрасил ее новыми подробностями. Великий пиит поведал, как со своим воспитателем дядькой Никитой Тимофеевичем Козловым стал свидетелем побега из тюрьмы вплавь через Днепр прикованных ручными кандалами-брушлатами друг к другу братьев Засориных.

Он писал Вяземскому: «Вот тебе и разбойники. Истинное происшествие подало мне повод написать этот отрывок. В 1820 году, в бытность мою в Екатеринославе, два разбойника, закованные вместе, переплыли через Днепр и спаслись. Их отдых на островке, потопление одного из них, мною не выдуманы».

При этом поэт каждый раз призывал в свидетели дядьку, когда недоверчивая публика выражала сомнение в том, что эти скованные кандалами беглецы могли доплыть хотя бы до середины Днепра, пусть и чýдного при тихой погоде. Дядька послушно кивал головой. Вскоре из этого эпизода и ростовской истории родились пушкинские «Братья-разбойники», а в 1833 году — неоконченный роман о благородном налетчике «Дубровский». Однако робингудовские наклонности братьев Засориных были явлением скорее экстраординарным. Позднее засоринский стяг поднял на Таганрогском тракте другой известный в Ростове разбойник — Ванька Леонов по кличке Шестерка. В начале XX века он свирепствовал со своей шайкой между Большими курганами и станицей Гниловской. К полиции питал неприкрытую неприязнь. Даже пошел на убийство городового 1-го участка Федора Лагутина — это произошло буквально у городских застав, за Темерницким переездом, на улице Луговой 17 января 1901 года. После чего совсем обнаглел и начал засыпать полицейскую управу письмами с угрозами, подписываясь Иван Шестеркин.

Его ловила вся ростовская полиция, во время облавы в Гниловской его почти поймали — в руках стражника осталась каракулевая шапка изворотливого татя. Однако поймать его удалось лишь весной в компании других шишей — Федора Войченкова и Хачатура Ходжаева. При нем был «темный глаз» на имя крестьянина Ивана Баховитина, револьвер, лом, пилка и… очередное письмо в полицию с бахвальством.

В суровых степных условиях жизнь представала в крайне мрачных тонах — в Диком поле все решало не пылкое перо гвардейского корнета из деревни Кистеневка, а тяжелый кистень-гасило закурганного мазурика. Не ведающего жалости и не отягощенного предрассудками. Степи полнились не романтиками, а беглыми душегубами-варнаками, разбойными шишами.

Так, уже через год после выхода «Дубровского», 24 мая 1834 года, шайка разбойников с вымазанными сажей лицами напала на старейший на Дону армянский монастырь Сурб-Хач, расположенный в 7 верстах от Нахичевани. Вокруг этой обители ходило много легенд о якобы хранящихся тут несметных сокровищах, вывезенных то ли из Крыма армянами, то ли из Сечи запорожцами.

Как писал в 1903 году армянский историк Ерванд Шах-Азиз, уверенные в том, что монастырь прячет злато-серебро от своих достопочтенных прихожан, семеро бандитов ранили из пистолета архимандрита Мкртыча Овакимяна и подвергли зверским пыткам архимандрита Арутюна Аламдаряна, известного поэта и просветителя, первого ректора московского Лазаревского института восточных языков. Нищей монастырской братии порадовать разбойников было нечем, а архимандрит, здоровенный мужик, который долго отбивался от гопоты голыми руками, послал в нокаут главаря налетчиков. Но силы были неравны. Аламдарян с многочисленными ножевыми ранениями промучился еще две недели уже в руках лечивших его местных травознаев и шептух, сиречь колдунов. За неимением ни в Нахичевани, ни в Ростове толковых лекарей знахари потчевали его прижиганием по методу Гиппократа. Так поэт и философ Тер-Аламдарян и испустил дух, не вынеся повторных пыток уже с благими целями.