– А как насчет тебя? Что побудило тебя к деятельности на дипломатическом поприще вместо того, чтобы играть роль наследницы?
Она не смотрела ему в глаза так долго, что он подумал: она не хочет отвечать. Но потом она взглянула на него как-то особенно.
– Мои родители с их ужасным разводом. Они использовали меня как пешку, чтобы склонить на свою сторону, но, как только мать получила опеку надо мной, она перестала мной интересоваться. Очень рано я поняла, что безусловная любовь и семейное счастье – это иллюзия. Поэтому и решила стать независимой, чтобы они никогда больше не могли использовать меня.
Салим потерял дар речи. Он думал, что только его родители были с ним холодны, но, очевидно, не он один от этого страдал.
– Твое отвращение к Рождеству как-то связано с этим?
Ее глаза расширились, от удивления она открыла рот.
– Откуда ты это знаешь?
Он пожал плечами.
– Догадался. Этот праздник все любят и ждут.
Ее пальцы перебирали складки салфетки. Салим хотел накрыть своей рукой ее руку, но удержался и сжал кулаки.
Она перестала ерзать и посмотрела на него.
– Они развелись прямо перед Рождеством, за несколько дней до праздника. С тех пор я неизменно провожу Рождество в одиночестве. Всякий раз, когда директор школы-интерната узнавал, что мама меня не забирает на праздники, так как работает или уезжает за границу, он просил какую-нибудь семью приютить меня. Но как бы ни была гостеприимна принимающая семья, я все равно чувствовала себя одинокой.
– А как же твой отец?
– Я видела его всего несколько раз после того, как после развода моим опекуном стала мать. – Она грустно улыбнулась. – Печально то, что я ненавижу Рождество, но в то же время люблю этот праздник. За год до развода Рождество было идеальным. Мы провели его в коттедже в Девоне. Шел снег, и мой отец нарядился Санта-Клаусом, который принес мне подарки. Это было волшебно.
Шарлотта посмотрела на Салима и побледнела, когда поняла, как много рассказала о себе. В мерцающем золотом свете свечей его выражение лица было непонятным. Будто его тронула ее грустная сказка! Что с ней? Она никогда не рассказывала о своем прошлом, тем более не следовало рассказывать мужчине, который заставляет ее испытывать массу противоречивых эмоций и желаний.
Она резко встала, уронив салфетку.
– Я должна лечь спать, был долгий день. Спасибо за ужин.
Ей хотелось остаться одной, оказаться подальше от его голубых глаз, которые воспламеняли ее изнутри, от его близости и сексуального магнетизма.
Салим тоже встал, отложив салфетку, и настороженно наблюдал за ней.
Она почти уже подошла к выходу, когда он схватил ее за руку, и ее сердце чуть не остановилось. Она даже не услышала, как он подошел, его шаги были приглушены роскошным ковром, развернулась и попыталась вытянуть руку, но он крепко ее держал.
– Что случилось?
Почему сбилось дыхание?
Фигура Салима возвышалась над ней, в тусклом золотом свете он походил на воина.
– Не возвращайся в свой шатер, Шарлотта, останься здесь на ночь.
Она не сразу поняла, о чем он говорил.
– Но почему? Где же я…
Внезапно она замолчала, до нее наконец дошла суть предложения, и его взгляд, полный страстного огня, подтвердил догадку. Его палец поглаживал ее запястье в гипнотическом ритме.
Сначала она напряглась, потом почти поддалась чувствам, подумала, что он хочет воспользоваться ее откровениями и эмоциональной уязвимостью, и высвободила руку.
– Вы думаете, я упаду в вашу постель по первому зову?
– Ты ведь чувствуешь, как сильно нас тянет друг к другу.
Она застыла.
– Мы решили, что это ошибка, все это неуместно и больше не повторится.
– Нет, это ты сказала, что этого не произойдет снова. Но ты лжешь себе, если думаешь, что мы сможем противостоять этому. Между нами существует сильное притяжение. Мы взрослые люди. После коронации мы больше никогда не увидимся. Почему бы нам не сделать это?
Они больше никогда не увидятся. Конечно, так и будет. Женщине вроде Шарлотты не место в его жизни.
Она испытала тысячу противоречивых эмоций, самая сильная из которых – уязвимость. Он понятия не имеет, что она невинна. Очевидно, думает, что достаточно сказать ей о своем желании, и она упадет в его объятия.
Не желая показать, насколько смущена и сбита с толку, она хладнокровно возразила:
– Боюсь, я не согласна с вашей оценкой ситуации. Спокойной ночи, Салим.
Внутри у нее все сжалось.
Салим долго смотрел на нее.
– Очень хорошо. Спокойной ночи, Шарлотта.
Он поднял тяжелый полог шатра. Прохладный ветер ночной пустыни заставил ее поежиться. Он поступил как джентльмен, разрушив стереотип о себе как о плейбое, чью гордость сильно бы уязвил отказ.
Она быстро повернулась и убежала, чтобы не выдать себя. Чтобы он не увидел, что у нее в душе происходит внутренний конфликт. Ни один человек никогда не приводил ее в такое смятение, и когда она вошла в свой шатер, то не могла успокоиться от переполнявших ее эмоций.
Ей бы торжествовать, ведь она только что отказала одному из самых сексуальных и властных мужчин в мире, смогла ему противостоять. Но, признаться, это пустая победа.
В конце концов, Шарлотта заметила, что кто-то, возможно Асса, зажег лампы и разобрал постель. Ее кровать была гораздо меньше, чем кровать Салима, в которой, скажи она «да», они бы сплелись в объятиях.
Она начала готовиться ко сну, игнорируя боль, которая распространилась по всему телу, пытаясь не думать об истинной причине отказа Салиму. Она все еще девственница, поскольку долго и весьма успешно избегала отношений с мужчинами, будучи сосредоточенной на карьере.
Шарлотта замерла, поймав свое отражение в зеркале. Щеки пылали ярко-красным, волосы были растрепаны больше, чем обычно. Она преувеличивала. Причина, по которой она по-прежнему девственница, не имеет ничего общего с карьерой. Дело в том, что она слишком боялась пустить к себе в душу человека, который причинил бы ей боль, как это сделали родители.
Однако в предложении Салима пугало не это. Она боялась сгореть, если он поцелует ее снова. Боялась разоблачения и его реакции на то, что она невинна. Несомненно, такой мужчина, как он, вряд ли когда-либо имел дело с девственницами.
Он с самого начала заметил ее напряженность и рассмеялся бы ей в лицо, узнав, насколько был прав.
Она слишком много сказала этим вечером и не собиралась еще сильнее обнажаться, как в прямом, так и в переносном смысле. Он не стоит того, чтобы рисковать драгоценной независимостью. «Нет, не стоит», – яростно убеждала она себя, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в сердце, которая становилась все острее.