Вы признаны опасными  - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 57

Иветт в ее розовом капоре, лежащая посреди поля люцерны, с невидящим взглядом, устремленным в небеса, и землистыми пятнами на тонкой шее.

Я заставил себя закрыть глаза. Когда я разомкнул веки, зеркало исчезло бесследно. Но каждый из нашего отряда смотрел на розовое болото, и лица у них были как разинутый рот немого калеки, что тщится закричать – и не может.

Ты способен победить, сражаясь с чужими призраками. Но когда на бой выходят твои собственные, дела плохи.

– Пора идти! – хрипло сказал я.

Капитан первым овладел собой.

– Вперед! – скомандовал он. – Вон обезьяний храм!

Я непроизвольно шагнул вперед и за расступившимися деревьями увидел место, куда мы так стремились.

Храм разочаровал меня. Он был невысок и сложен из тусклого серого камня. В расщелинах зеленела трава, по стенам вились лианы. Между двух колонн темнела арка входа.

На левой колонне были вырезаны звериные морды, с правой взирали человеческие лики. В одном из них мне почудилась физиономия жреца, и я вздрогнул. Предостережение снова всплыло в памяти. Но сколько я ни прислушивался к себе, не мог найти ничего похожего на готовность предать своих братьев. Мы потеряли многих, и путь наш – я понимал это ясно, оглядываясь назад, – был самоубийственным. Но разве это что-то меняло?

«Бай-Шин всегда оставляет выбор». Что ж, мой был сделан много лет назад.

Я поднял факел повыше и шагнул в арку.

Нас объяла прохладная темнота, а миг спустя разомкнула объятия. Отблески огня заплясали на золоте. Вокруг возвышались горы монет, я никогда не видел столько, весь необъятный зал храма, казавшийся изнутри в десять раз больше, чем снаружи, был завален ими. Самое странное, что они не выглядели тусклыми. Словно армия обезьян только и делала, что полировала их с утра до ночи. Золото, золото, золото…

Святые боги! Если бы у меня было столько золота, Иветт никогда бы…

– Фальшивки! Все до единой!

Капитан прикусил монету, вторую, третью и показал мне следы от зубов на каждой. В воздухе сверкнул кругляш, я поймал его. Это была даже не медь. Какой-то мягкий материал, прежде мне не встречавшийся.

Никакого зеленого зелья не было и в помине. Не знаю, что я ожидал найти – чаны с варевом? Старух, трясущих скрюченными пальцами над отравой? «Колдовство», – сказал жрец. Если оно и творилось, то не в этом месте.

– Здесь коридор! – крикнул кто-то.

Ошеломленный и подавленный увиденным, я пошел на зов. Коридор показался мне норой, бесконечным лазом, уводящим под гору. Но ведь не было никакой горы за храмом! Мы шли вниз, из ответвлений тянуло влажным холодом, я искал глазами статуи и не находил, а какой местный храм без статуй? Но здесь стены были голыми, как брюхо червя. В какой момент они начали сжиматься и разжиматься? Не знаю. Я долго уговаривал себя, что это игра света, но когда в голове у меня помутилось окончательно, пришлось привалиться к стене.

«Храм Одного», – колотилось в голове.

Одного – кого? Бога? Что это за бог такой, чье имя не называют, чьими изображениями не украшены стены? Бог, которому приносят фальшивые монеты?

Вдалеке слышались голоса, но иногда в них врывался женский смех. Откуда здесь женщины? И когда я решил, что нужно идти отдельно от своих?

Перед глазами тянулась мутная пелена, сам я словно погружался в ил. Что-то мягкое и теплое обхватывало меня со всех сторон, будто стены наконец сомкнулись возле моего тела и готовились протолкнуть внутрь… Внутрь чего?

Я догадывался.

Любой выбор тянет за собой следующие поступки, как закинутая в реку удочка цепляет на крючок тину, водоросли или старый башмак, а если повезет, то увесистую щуку. Говорят, каждое наше дело – камень в воде, от которого пойдут круги. Это неправда. Вы бросаете не камень, а удочку, и когда-нибудь вам придется вытащить ее и посмотреть, что на крючке.

В конце перехода тускло замерцал свет. Я поднялся, не чувствуя больше обволакивающих стен, и медленно пошел туда. Факел давно потух, я бросил его, и что-то прозвенело, когда он ударился об пол. Я не посмотрел вниз. Здесь все было обманом, кроме того, что ждало меня в комнате с тусклым светом.

В глубине стоял человек. Он обернулся, и я узнал себя. Я стоял напротив меня, и лицо мое было печально.

– Ты – тот самый один? – спросил я, хотя уже понял ответ. Храм Одного: одного человека, одной души. Стоявший напротив знал про меня все, потому что он был мною. Я сам себе бог, и сам себе милость, и сам себе судия. В миг прозрения я осознал, что не может быть ничего страшнее, чем судить самого себя.

– Ты убил ее, – спокойно сказал он мне.

– Я убивал многих! – возразил я и не узнал собственного голоса. Можно оправдаться перед другими, но не перед собой. Она хотела бросить меня, моя Иветт, испугавшаяся однажды ярости в моих глазах. Влюбленный белокурый юноша покорил ее сердце, и она призналась в этом. Тогда я задушил ее, а сам бежал. Бежал долго и далеко, чтобы в конце концов оказаться в храме Одного.

Этот один – Я.

– К чему ты приговариваешь себя? – спросил меня тот, второй. – Ты можешь быть к себе милосердным. Можешь быть жестоким. Любой твой выбор будет принят.

– Ты – Бай-Шин?

Он молча улыбнулся. Он ждал моего решения.

Я провел пальцами по пыльным стенам, удивляясь, что не слышу биения собственного сердца. Казалось, оно должно выскочить из груди. Но мне все было почти безразлично, словно я уже умер.

«К чему я приговариваю себя? – думал я. – К жизни? К смерти? К ужасам войны, которые быстро перестают быть ужасами и становятся лишь делом, не слишком приятным, довольно однообразным и весьма предсказуемым? Либо ты убиваешь, либо тебя убивают».

– Выбирай, – повторил он.

– Ни к чему, – сказал я. – Я ничего не выбираю для себя. Мой выбор был сделан много лет назад, когда я убил женщину, которую любил, и с тех пор вся моя жизнь свернулась в точку вокруг нее, смотрящей в небо посреди поля люцерны.

– Думаешь, ты искупил свою вину?

Я покачал головой. Мне неведомо, что такое искупление. Все, что ты сделал, остается с тобой, и дурное и хорошее. Поступки – не карандаш, которым можно заштриховать предыдущий рисунок. Я убивал врагов, но спасал своих друзей. Однако даже если бы я уберег от истребления целую страну, это никак не отменяет того, что я совершил в местечке Дорсмит.

– Я отказываюсь выбирать.

Другой Я улыбнулся.

– Что ж, это тоже выбор.

Факел вспыхнул, и я очутился среди своих. Коридор вел нас вокруг главной залы, и теперь мы приближались к выходу.

– Ничего тут нет, – сказал кто-то рядом со мной.

– Пустота, – поддержал другой.

Я обвел их взглядом, и сердце мое остановилось. Все эти люди были – я. Я смотрел на нашего капитана и видел себя. Я был погибший Фельтон, и когда мне открылось, что болото сделало с моим телом, я мстительно захохотал: кара была справедлива. Я был выживший Эштон и безголовый О’Шоннел. В каждом из тех, кто окружал меня, я узнавал свои гнусные черты, и в миг озарения понял, что весь мой мир – это я и подобные мне. Ужас охватил меня, ибо в каждом я узнавал того, кто был ненавистен моему сердцу. Я готов был сражаться за них до тех пор, пока видел, насколько они другие. За подобных себе я сражаться не желал.