Вы признаны опасными  - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 56

Иногда в мои мысли приходила Иветт. Тогда я против воли начинал думать о ее коже, нежной и сияющей, как изнанка раковины. О ее голубых глазах. О ее платьях, ее комнате, о стрельчатых окнах ее дома, об одиноком вязе в поле, где мы встречались посреди цветущей люцерны… О запахе ее прекрасных волос.

Следующий день вываливал себя как прогорклую кашу на тарелку, и от непрошеных воспоминаний не оставалось ничего, кроме ускользающего солнечного пятна на внутренней стороне века.

Две вещи ценил я всегда: твердость духа и верность слову. Если спросить солдат, кого они уважают, мое имя прозвучит сразу за капитанским. Нам был отдан приказ идти к храму – и я шел: вот и вся история. Жизнь проще, чем пытаются показать ее сочинители. Порой на ум мне приходили слова жреца. «Вы станете байдо-шини!» Я оглядывался на своих товарищей и видел хмурые исцарапанные рожи. В приличном обществе нас бы на порог не пустили. Но я видел честь, бесстрашие, готовность умереть за великую страну; видел волю и праведную ненависть. В такие мгновения я отчетливо понимал, что никакая сила не сделает из меня байдо-шини, и дух мой ликовал. Мы ощущали себя острием империи, наконечником копья прогресса, брошенного в дремучие заросли невежества. Чудовище таилось в тех зарослях. Чудовищу надлежало быть мертву.

На исходе двадцатого дня пути вода вокруг нас начала вскипать редкими пузырями. Много сюрпризов преподносило нам болото, но такого мы еще не видели. Отряд замер.

– Уж не собираются ли нас сварить как раков, – шепотом пробормотал я. Кое-кто из солдат нервно засмеялся.

Сперва пузыри были мелкими. Мы шли, а они негромко потрескивали вокруг. Но очень скоро каждый из них вырос с голову младенца. Грязевая пленка натягивалась, натягивалась – и наконец взрывалась, словно бы с натугой. Болото тяжело ахало, затихало, а потом все начиналось заново.

Капитан велел ускорить шаг, но мы все равно не успели. Пузыри все увеличивались и увеличивались в размерах, и когда они стали в половину человеческого роста, я увидел его.

Воина, стоящего внутри пузыря с занесенным копьем.

Я выстрелил прежде, чем кто-то успел сообразить, что происходит. Пузырь лопнул, птицы-падальщики взлетели с деревьев, оглашая небо тревожными воплями. А на месте воина осталась одна пустота.

И тотчас поверхность болота вспучилась и вытолкнула из своего чрева десятки пузырей. В каждом стоял байдо-шини. Они молча смотрели с непроницаемыми лицами.

– Не стрелять! – рявкнул капитан.

Он вглядывался в ближайшего байдо-шини, прищурившись. Я присмотрелся и узнал того, кто умер последним под пытками.

Мы стояли, окруженные мертвецами.

– Как они это делают? – прошептал кто-то.

– Призраки! – сипло отвечали ему.

Черт возьми, я не был уверен, что ответивший прав. Воины выглядели зримо, и чем больше раздувался пузырь, тем сильнее они напитывались жизнью. Я бы не удивился, если бы кто-то из них прорвал рукой пленку и выбрался наружу живой и невредимый.

– Что, если они вылупятся?..

– Не вылупятся, – хладнокровно возразил капитан. – Стреляйте.

Чпок! Чпок! Чпок! Пузыри взрывались на наших глазах, оставляя за собой лишь брызги и гладкие кратеры на поверхности болота. Никаких воинов в них не было.

Следующие четыре дня дались нам тяжелее, чем предыдущие двадцать. Мы входили в туман, расплывавшийся перед нами уродливыми гримасами, мы отстреливались от макак с обезумевшими красными глазами, блуждали по тропе, свивавшейся в кольцо. Хохот и плач сопровождали нас. Мы полагали, что привыкли к диким воплям неизвестных тварей.

А потом болота заговорили. Вокруг зазвучали детский плач и всхлипы, крики наших любимых, песни умерших. Я услышал нежный голос моей прекрасной Иветт, далекий, приглушенный, и пошел на этот голос, свернув с тропы, словно на пение сирены. Остальные последовали моему примеру. Болота плакали на тысячу голосов, и душа рвалась успокоить рыдающих.

Среди солдат был некий Фельтон. Фельтон был глух последние десять лет, после того как рядом с ним взорвалась бомба. Капитан приспособил для дела свисток, который слышал только Фельтон, и тот оборачивался на звук, а приказ читал по губам. Он был огромный как медведь и преданный как дворняга. Капитан на свой страх и риск оставил его в отряде и этим снова спас нам жизнь.

Потому что он успел дунуть в свою свистульку, прежде чем сам слепо двинулся на зов болот. И Фельтон, оставшийся глух к их плачу, вытащил сперва его, а затем и всех остальных. Трое успели навсегда сгинуть в трясине. Очнувшись от морока, мы прошли с баграми в том месте, где их видели. С таким же успехом можно было вылавливать половником мясо из овощного бульона.

Не стану рассказывать об остальном. Наш отряд уменьшался изо дня в день. От усталости и отчаяния мы стали бесстрашны до безумия, и когда рано утром вокруг снова начали вздуваться пузыри, солдат по имени Брэд О’Шоннел сунул в один из них голову. Как в приоткрытое окно, понимаете ли.

Пузырь лопнул, а вместе с ним лопнула и его башка. Обезглавленное тело покачнулось – и рухнуло в радостно хлюпнувшую трясину.

– Оно ему голову отрезало! Голову отрезало! – заорал Эштон.

В конце концов мы решили, что в пузыре сидела какая-то хищная местная тварь с зубастой пастью. И вот поди ж ты: эта мысль должна была здорово нас напугать. Водись в болоте подобные существа, они слопали бы нас быстрее, чем щелкнешь пальцами. Ан нет, мы приободрились и пошли дальше, перебрасываясь шуточками насчет безголового Брэда.

Отчаяние сделало нас весельчаками. И пускай это был юмор висельников, мы смеялись как дети, и капитан смеялся вместе с нами.

А на двадцать восьмой день пути тропа вывела нас к розовому болоту.

Мы встали на краю, не в силах вымолвить ни слова. Оно было цвета атласной ленты на шляпке юной девушки. Оно пузырилось и лопалось, как взбитые сливки на клубнике. Никогда я не видал подобной красоты. Словно облака, подкрашенные закатом, опустились на землю. Клянусь, мне хотелось упасть в эту нежнейшую пену, в ее пушистую мягкость, как в объятия любимой, и остаться там навсегда.

Меня остановил капитан. А вот Фельтона задержать не успел. Глухой солдат раскинул руки, прыгнул, улыбаясь радостно и широко, как дитя, навстречу розовой пене – и расплылся по ней алым пятном. Пятно недолго колебалось на поверхности, растекаясь все шире и шире, словно выплеснутое варенье, а затем смешалось с пеной и пропало навсегда.

Да, вот так погиб Фельтон. Господи, упокой его душу и выслушай то, что она не могла сказать при жизни.

Мы обошли розовое болото по широкой дуге. Нам оставалось совсем немного, и я уже стал надеяться, что все испытания позади. Но в десяти шагах от твердой земли под навесом деревьев я споткнулся, и взгляд мой коснулся поверхности болот.

Пену словно ветром сдуло. Под ней открылось ровное серебристое стекло, и в нем было то, чего я не хотел видеть.