Машины как я  - читать онлайн книгу. Автор: Иэн Макьюэн cтр.№ 42

Для состоятельных граждан, которым было что терять, всеобщая зарплата была все равно что призыв к повышению налогов в пользу всяких дармоедов, пьяниц и бездельников. А что, по существу, представлял собой робот – безропотный плоский экран, безотказный трактор? Насколько я мог видеть, будущее, к которому я был прекрасно подготовлен, уже наступило. И, похоже, слишком быстро, чтобы подготовиться к неизбежному. Это было лживое клише – что в будущем нас ждут такие профессии, которых мы сейчас и представить не можем. Когда большинство оказывается без работы и денег, крах общества неизбежен. Но при наших щедрых государственных дотациях нам, широким массам, придется столкнуться с изысканной проблемой, много веков занимавшей богатых: куда девать время. Впрочем, нескончаемый досуг никогда особо не отягощал аристократию.

В вагоне было тихо. Люди казались измотанными. В эти дни устраивалось столько уличных протестов, что их былой задор иссяк. Один мужчина, у которого на поясе висели сдувшиеся волынки, спал на плече другого, все еще державшего инструмент под мышкой. В тишине в двухместной коляске покачивалась пара малышей. Еще один молодчик, в футболке с британским флагом, тихо читал детскую книжку трем внимательно слушавшим девочкам лет десяти. Я взглянул вдоль прохода и подумал, что мы все могли быть группой повстанцев, направлявшихся в сторону наших надежд на лучшую жизнь. На север!

Я сошел на станции «Кэмден-таун» и вышел на Кэмден-роуд. Марш вызвал обычный затор. Электрический транспорт стоял без движения. Одни водители ждали у открытых дверей машин, другие дремали. Но воздух был чище, чем когда я приезжал сюда мальчишкой с отцом, чтобы послушать, как он играет на «Джазовых рандеву». Только тротуары стали теперь гораздо грязнее. Мне приходилось старательно обходить собачьи кучи, остатки уличной еды и жирную бумажную посуду. Ничуть не лучше Клэпема, что бы там ни говорили мои друзья из Северного Лондона. Проходя мимо неподвижного общественного транспорта, я испытал ощущение небывалой скорости, словно во сне. Казалось, прошло всего несколько минут – и вот я уже стою на обшарпанной, но изысканной Кэмден-сквер.

Из давней журнальной статьи я помнил, что Тьюринг должен жить по соседству со знаменитым скульптором. Журналист выдал развесистую клюкву о глубокомысленных беседах через садовую изгородь. Прежде чем нажать кнопку звонка, требовалось собраться с духом. Великий человек попросил меня о встрече, я волновался. Кто мог сравниться с Аланом Тьюрингом? Его достижения поражали воображение: теоретическое рассмотрение Универсальной Машины и возможностей машинного сознания в тридцатые годы, прославленная работа во время войны (некоторые считали, что он сделал для победы больше, чем кто-либо еще; а кое-кто полагал, что он приблизил ее на два года), а после работа с Фрэнсисом Криком по изучению строения белка, затем, через несколько лет, вместе с двумя друзьями по кембриджскому Королевскому колледжу он наконец решил проблему равенства классов P и NP и применил это решение для разработки улучшенных нейронных сетей и новаторского программного обеспечения для рентгеноструктурной кристаллографии; участвовал в разработке первых протоколов для интернета, а затем и для Всемирной сети; сотрудничал, ко всеобщему восторгу, с Хассабисом, которого встретил на шахматном турнире (и проиграл ему партию); основал вместе с молодыми американцами одну из гигантских компаний цифрового века, потратил целое состояние на благотворительность и за всю свою карьеру никогда не терял интереса к истокам собственных научных изысканий, постоянно совершенствуя цифровые модели искусственного интеллекта. И все это без Нобелевской премии. Помимо этого, меня, как обывателя, впечатляло благосостояние Тьюринга. Он явно был не менее богат, чем техномагнаты, проживавшие в роскоши к югу от Стэнфорда в Калифорнии или к востоку от Суиндона в Англии. Капиталы, которыми он владел, были не менее внушительны, чем у них. Но никто из них не мог похвастаться бронзовой статуей на Уайтхолл, перед Министерством обороны. Он был настолько выше своего богатства, что мог позволить себе жить в беспокойном Кэмдене, а не в Мэйфэйре. Он не озаботился покупкой частного реактивного самолета или хотя бы второго дома. Говорили, что он ездил в свой институт на Кингс-кросс на автобусе.

Я приложил большой палец к кнопке звонка и нажал. Из домофона немедленно раздался женский голос:

– Представьтесь, пожалуйста.

Зажужжал замок, я открыл дверь и вошел в просторный холл типичного викторианского дома с плиточным полом в клетку. По лестнице ко мне спускалась женщина примерно моих лет, пухлая и розовощекая, с длинными прямыми волосами и приветливой скошенной улыбкой. Я протянул ей левую, здоровую руку, и мы познакомились.

– Чарли.

– Кимберли.

Австралийка. Она повела меня по первому этажу. Я ожидал, что окажусь в просторной гостиной с книгами, картинами и пышными диванами и в скором времени буду пить джин-тоник с Мастером. Но Кимберли открыла узкую дверь и ввела меня в комнату для совещаний без окон. Длинный стол из обработанного бука, десять стульев с прямыми спинками, аккуратно разложенные блокноты с карандашами и стаканы для воды, резкое флуоресцентное освещение, белая доска и двухметровый телеэкран, вмонтированные в стену.

– Он будет через пару минут.

Кимберли улыбнулась и ушла, а я присел за стол и попытался умерить ожидания.

Долго ждать не пришлось. Не прошло и минуты, как он возник передо мной, и я поспешно и неловко встал из-за стола. Вспоминая об этом, я вижу красную вспышку – его блестящую красную рубашку на фоне белых стен в ярком свете. Мы молча пожали друг другу руки, он взмахом велел мне сесть, а сам обошел стол и уселся напротив меня.

– Ну так…

Он опустил подбородок на сплетенные кисти рук и пристально посмотрел на меня. Я старался смотреть ему в глаза, но был слишком взволнован и вскоре отвел взгляд. И снова сосредоточенный взгляд Тьюринга сливается в воспоминании с образом Люсьена Фрейда, которого я встретил тридцать лет спустя. Сдержанный, но беспокойный, голодный, даже свирепый. Лицо человека напротив меня отражало не только прожитые годы, но и всеобъемлющие социальные перемены и личные триумфы. Я помнил это лицо на черно-белых фотографиях первых месяцев войны, широкое, по-мальчишески округлое, с темными волосами, аккуратно расчесанными на пробор, в твидовом пиджаке с вязаным джемпером и при галстуке. Черты изменились в калифорнийский период, в шестидесятые, когда он стал работать с Криком в Институте Солка, а затем в Стэнфорде – в те годы он сблизился с поэтом Томом Ганном ^[34] и его кругом – среди богемы, где он мог не стесняться своей ориентации, быть серьезным интеллектуалом при свете дня и ночным гулякой. Тьюринг коротко познакомился с Ганном на вечеринке в Кембридже в 1952 году, когда тот был еще студентом. Снова встретившись с поэтом в Сан-Франциско, он не проникся интересом к наркотическим «экспериментам» молодого товарища, но само общение пробудило в нем вкус к свободе.