– Почему – «дети тьмы»?
– Потому, что их часто держат в подземельях, заживо похороненными. Снова увидев дневной свет, они как будто рождаются вторично. Но им никогда не стать такими, как прежде. – В наступившей тишине старуха разлила кофе по кружкам и протянула одну Дженко.
Сыщик пригубил черное пойло и тут же забросил удочку.
– В конторе, прежде чем ехать сюда, я переворошил много папок, и мне встретилось дело десятилетнего мальчика, который в официальных документах обозначался только инициалами: Р. С.
Женщина задумалась.
– Мне нужно знать, в какой период времени он жил на ферме, – заявила она.
– Где-то в начале восьмидесятых.
На этот раз Тамитрия Уилсон застыла, пораженная воспоминанием.
– Робин Салливан, – выпалила она.
– Он пропал на короткое время, – напомнил Бруно. – Всего на три дня. Но после семья не пожелала держать его при себе.
– Мать была дрянная женщина, отец еще хуже, – проговорила Уилсон с презрением. – Даже не знаю, почему эти двое так цеплялись друг за друга. Робин вечно страдал от их скандалов, на него в конечном итоге падали все шишки. Не думаю, чтобы родители его любили.
Услышав последнюю фразу, с такой уверенностью произнесенную, Дженко вдруг пожалел ребенка.
– Как по-вашему, что случилось с Робином за те три дня?
– Он не хотел об этом говорить. – Старуха задумчиво смотрела вдаль, затерявшись кто знает в каких воспоминаниях. – Мальчонка хрупкий, ласковый, очень нуждающийся в любви… Идеальная жертва первого встречного негодяя.
– Но кто вам сказал, что его похитили? Может, он просто сбежал из дома?
– Их завлекают, даря внимание, которого они лишены, – проговорила Тамитрия, не сводя с него глаз. – Изображают интерес, но хотят только одного: завести их в темное местечко…
– Да, но Робин… – пытался возразить Дженко.
Женщина, испепеляя его взглядом, стукнула кулаком по столу:
– Вы действительно хотите знать, почему я уверена, что Робин стал жертвой монстра?!
Дженко не ответил.
– Я точно знаю, что до исчезновения Робин был нормальным ребенком. Может, проблемным, как все дети, предоставленные самим себе, но нормальным, – в сердцах произнесла она. – После ужасных дней, о которых он не хотел говорить, мальчик изменился. Если вы читали его дело, то понимаете, о чем я.
– Пищевые извращения, энурез… – начал перечислять Бруно, припоминая скупые сведения из файла, который зачитал ему по телефону агент Бериш.
– Он поедал землю, штукатурку, туалетную бумагу. Нам приходилось постоянно за ним присматривать, ему сделали по меньшей мере шесть промываний желудка. Потом он переключился на насекомых. – Тамитрия тяжело вздохнула. – А еще он утратил контроль над сфинктером, деградировал до состояния младенца. Мы были вынуждены надевать ему подгузники, а это вредило его отношениям с другими детьми: над ним смеялись, его поколачивали.
Слабейший среди слабых, подумал Бруно.
– Он был замкнутым, одиноким?
– Наоборот, – возразила женщина. – У Робина сразу проявились симптомы расстройства аффективной сферы.
Сексуальная несдержанность, о которой писал психолог, наблюдавший его, вспомнил частный детектив.
– Что вы имеете в виду?
– Он постоянно искал телесных контактов. Сначала с родными, потом с товарищами, которые жили здесь, на ферме. Даже со мной и моим мужем… Но часто эти ласки выливались в нечто болезненное, нечистое. В каждом жесте Робина таилось сладострастие, обычно не свойственное детям такого возраста.
– Поэтому родители и не захотели больше иметь с ним дело, верно?
Женщина хмуро взглянула на него:
– Его заразила тьма.
Те же мурашки, что и прежде, побежали у Бруно по спине. Его заразила тьма, детектив постарался запомнить. Он был уверен, что эти слова – ключ к тайному миру Робина.
– Сожалею, что пробудил такие тяжелые воспоминания, – сказал он, отхлебнув еще глоток жуткого кофе. – Но сами понимаете: прокуратура окажется в неловком положении, если выплывет наружу, что мы проигнорировали дело еще одного похищенного ребенка.
– Так что конкретно вы хотите знать? – в недоумении осведомилась Тамитрия Уилсон.
– В свидетельстве психиатра относительно Робина Салливана написано, что он страдал расстройствами сна.
– Кошмарами, вы хотите сказать, – насмешливо протянула женщина. – Не понимаю, почему доктора употребляют всякие мудреные термины, вместо того чтобы называть своими словами самые простые вещи.
Дженко не отступал.
– Был ли какой-то повторяющийся мотив в кошмарах Робина?
– Дети пользуются снами, чтобы говорить о реальности. Когда им неловко или стыдно, они утверждают, будто это было во сне.
Уилсон что-то скрывает, заметил Дженко.
– По пробуждении Робин рисовал, – продолжал он, наблюдая за реакцией женщины. – И на этих рисунках у людей были кроличьи морды.
Тамитрия Уилсон застыла, устремив на него пристальный взгляд:
– Я знаю, зачем вы пришли сюда сегодня ночью, господин Мустер.
Меня раскусили, со страхом подумал Бруно.
– Неужели? – осведомился он игриво, стараясь соблюдать спокойствие.
– Да, – подтвердила женщина самым серьезным тоном. И добавила: – Наверное, настало время познакомить вас с Банни.
14
– Идите за мной и смотрите, куда ставите ноги.
Тамитрия Уилсон откинула люк в полу кладовки, и обнаружилась лестница, ведущая в подвал. Вооружившись фонарем, постукивая тростью, женщина стала медленно спускаться. Дженко шел за ней след в след, но все равно боялся упасть.
– К сожалению, здесь нет электричества, – посетовала она, освещая путь фонарем. – Ферма разваливается на глазах, но поднять ее я не в силах. Пробовала, но в конце концов решила, что дом состарится вместе со мной. У нас с ним множество недугов, но с этим ничего не поделаешь.
Бруно уловил тайную мысль старухи, которая живет одна в таком большом доме, где в довершение всего не работает телефон. Если Тамитрия себя почувствует плохо или упадет ненароком, она даже не сможет позвать на помощь. Ее обожаемые песики полакомятся трупом.
– Мне давно бы следовало отсюда уехать, – рассуждала старуха. – Но я не знаю других мест.
Тем временем Бруно, вцепившись в перила, прислушивался, как при каждом шаге скрипят деревянные ступени. Он никак не мог уразуметь, куда они направляются. Это немного его беспокоило, поскольку Тамитрия Уилсон не пожелала ничего объяснять: он должен все увидеть собственными глазами, иначе не поймет – вот и все, что она сказала. Кто такой Банни? Разве старуха минуту назад не уверяла, будто живет в доме одна? Может быть, длительное затворничество не пошло ей на пользу, подумал Бруно. Наверное, у нее с головой не все в порядке. Дженко хотел всего лишь узнать побольше о дальнейшей судьбе Робина Салливана и убраться восвояси, но теперь выбора не было, пришлось спускаться в подвал следом за Тамитрией.