Скверное дело - читать онлайн книгу. Автор: Селим Ялкут cтр.№ 28

— А если глядишь в сторону? — Подсказывал Балабуев, сочувствуя и присматриваясь.

— Еще хуже. Головой вертеть. И вообще. Тогда получается… — Охранник замялся, а Балабуев напрягся (он чувствовал). — Ну, ну… Что получается?

— Взгляд кокетства. — Вздохнул охранник. — Так называется. Вот, смотрите. — Он развернул голову щекой вперед и глазами стрельнул в Балабуева. — Ну, как?

— Хм. — Сказал Балабуев. — Действительно. Хотя я не по этой части.

— Вот именно. Горе мое. — Вздохнул охранник. — В троллейбусе деньги за билет передаешь, обязательно скажут, как вам не стыдно. Даже сдачу брать не хотят. Не объяснишь ведь, глаза у меня так устроены. Есть такие, сами просятся. Мужчина, спрашивают, вы шутите или как? Особенно сейчас…

— Что сейчас?

— Сами знаете. Когда разрешено…

— Кроме того, что запрещено законом. — Уточнил Балабуев.

— Ну, это… кто его знает… в троллейбусе законы не вывешены. Кроме Божьей Матери и нет никого. — Охранник вздохнул, и Валабуев отступился. Разговор получался никакой. Но тут-то Сергея Сидоровича и осенило. — А француз с конференции здесь не появлялся?

Балабуев был в форме капитана милиции, а это дисциплинирует. Тем более охранника, так сказать, собрата по профессии. Но того совсем заклинило. Разговор расстроился. И расстроился бы дальше, и так бы и закончился ничем, если бы не Балабуев. Он спросил небрежно, как о вопросе решенном:

— Так что же с этим французиком? (именно французиком — так и сказал, молодец).

Охранник вздохнул еще тяжелее. — Ну, ну. — Подгонял Балабуев, пошла драгоценная минута.

— Вы поймите, жена беременна. — Зачем-то сказал охранник. — По правительственной программе.

— Это как?

— За третьего ребенка бонус будут давать. Вот мы на бонус и пошли.

— Погоди, отец ребенка кто?

— Я — отец. А бонус — в очереди стоим на квартиру. Как родит, так и дадут.

— Значит, так, Коля. — Балабуев даже дыхание задержал (вот оно — чутье, сработало), но быстро пришел в себя. И имя охранника, как видим, по ходу разговора успел выяснить. — Рассказывай, как было. Выкладывай. Я помогу. Пришел этот Кудум… так я понимаю…

— Пришел. — Уныло подтвердил охранник. — Мне Павел Николаевич покойный говорит…

— А Плахов где был? — Уточнил Балабуев.

— Он особо не вмешивался. Хоть спорили они тогда.

— Да… — Поспешно вернулся Балабуев к теме. — Так что Кульбитин?

— Мы тебя, Коля, представим, как сотрудника. Для солидности коллектива, народа немного. Сядем за стол. Тут один француз. Не смущайся. Они по русски понимают…. Вот так мы и сидели. Я что-то ему, он мне. Потом чувствую, он мне на колено руку кладет. И пальчиками перебирает. Я же не в теме…

— Совсем не в теме?

Охранник отмолчался, Балабуев ахнул про себя (эврика!) и сказал беспечно. — Оно ведь как. Лямур. Отстали мы от Европы. Все по старинке. Теперь догонять приходится. А дома как?

Охранник только вздохнул. — Ну, что дома… Жена, знаете… Допрос устроила, где был, кто, да что… Восьмой месяц, сами понимаете…

— А ты?

— Что я? Я же говорю, выпили много. Пошла искать этого Пьера.

— Кудума?

— Ну, да.

— Значит так. — Балабуев взял деловой тон. — Ты молодец, что рассказал. Пусть жена ко мне придет, не откладывая. Токсикоз был? Тошнило ее? Очень хорошо. Пусть справку возьмет, что тошнило, и ко мне. Сделаем в лучшем виде.

Себе Балабуев сказал так. — Русская женщина. Коня на скаку остановит, а тут Кудум какой-то. Ясное дело. Хм. Молодец, Балабуев. Ну, что. Пора к коллективу…

С коллективом Балабуев расположился в комнате Кульбитина. Уселся, огляделся. Небогато живут. Столы, стулья, плоские шкафы со стеклянными дверцами.

— Что это стены у Павла Николаевича пустые? Вон, у Алексея Григорьевича бородатые висят. Академики. А Павел Николаевич? Не хотел ученых, хоть бы иконку какую водрузил. Лампадку затеплил. Я ведь тоже приобщаюсь. У нас теперь все начальство… на работе нет, ищи в церкви. А почему? Воруют голубчики бесстыдно. Вот и возносят молитвы, грехи замаливают. Тут бы их взять всем скопом, а нельзя. В Храме Божьем. Матушка Заступница не позволяет. Снаружи адвокат старается, а она во храме бережет. Тут ведь главное — произвола не допустить, намучились с произволом. А так, может, пожертвует от щедрот на какой монастырек. А нет, жены отмолят. Платочек поглубже натянет, чтобы лоб не зашибить, и давай о мрамор головкой колотить… Веруют вплоть до умственного помутнения.

Не нужно думать, что Балабуев разболтался. Про себя он все еще возвращался к разговору с охранником, а сейчас менял на ходу направление поиска. Искал продолжение. Приветливо глянул на женщин (что бы не смутить), расположил к себе.

— Так что, веровал Павел Николаевич? В Господа нашего?

— И он, и Алексей Григорьевич. — Сообщила Света. — Только на работе не положено. Придет иноверец, а мы оскорбим. Мы даже церковный календарь в сторонку. — Действительно, календарь был прикреплен к боковой стенке шкафа. От того, Балабуев его и не приметил. — У нас тут молитвы на каждый день.

Балабуев сделал себе заметку: — Посмотреть по датам. — И перевел взгляд на Картошкина: — А с вами мы уже встречались. Сейчас, сейчас… Картошкин… если правильно запомнил… — Балабуев придал лицу мучительное выражение.

— Картошкин… Федор Леонидович — подсказал Картошкин.

— Что думаете, Федор Леонидович по интересующему нас вопросу?

— Я два дня всего.

Балабуев удивился (для вида), черкнул в блокноте. — Может, за два дня и мысли возникли. У мыслей скорость неслыханная, вы уже от скорби, наверно, успели отойти (не до конца, конечно), и с товарищами женского пола по работе подружились. Место Павла Николаевича заняли. Неужели так ничего в голову не проникло, так сказать, извне? Балабуев взял паузу и смотрел укоризненно: — Впрочем, что есть, то есть… — Бормотал себе под нос. Потом поерзал на стуле, устроился удобнее: — А на будущее очень рекомендую. Место хорошее, только расположились, перезнакомились. Жаль будет покидать. Но придется, если не найдем виновных. Всем достанется. Говорят, начальство ваше спорило между собой последнее время.

— А вот и нет. — Света взялась отвечать. — Дружно жили. У нас все четко. Павел Николаевич, больше организацией занимался, Алексей Григорьевич это не любил, он больше в науке.

— Знаю, знаю, — подхватил Балабуев, — замечательный пример для подражания.

— На днях, уже конференция шла, — они закрылись и долго сидели. Я как раз по музею дежурила, на регистрации делегатов. Чай им занесла, они сидят, бумагами обложились.

— И где же они, эти бумаги?

— Как, где? Алексея Григорьевича нужно спросить. У нас видите, сколько их. — Света обвела рукой комнату. — Бумажное хозяйство.