Игра колибри - читать онлайн книгу. Автор: Аджони Рас cтр.№ 15

– Может и так, только вот мне давно не десять, и, где пестики и тычинки, я знаю.

– А чего тогда рожа кислая? У тебя же вечером клуб, текила и веселье?

– Не знаю, стоит ли мне туда ехать, не по себе как-то. – Я еще ниже опустил голову, коснувшись лбом холодной кромки бокала с виски.

Рассказать, что она на тринадцать лет моложе? Рассказать про фотографии? Где-то внутри мне казалось, что даже если Петр поймет все это, то потом, поразмыслив, в глубине души непременно осудит. У него тоже была дочь, и, если так рассуждать, какому отцу было бы приятно, узнай он, что сосед подглядывает за дочуркой, делает снимки, а потом любуется ими? Никакому! Хотя я пока не смотрел на сделанные фотографии, ощущая их манящую наркотическим дурманом силу, но был почти уверен: рано или поздно они попадут на планшетный компьютер.

А пока сам акт просмотра сделанных снимков представлялся падением последнего барьера и признанием моего разгромного поражения в несуществующей борьбе с самим собой. Я не боролся, я скорее боялся.

– Послушай, – посерьезневшим голосом сказал Калугин. – Я вижу, что ты немного растерян и говорить об этом не хочешь. Я и не настаиваю. Любовь всегда имеет смысл, а увлечение всегда приносит радость, и все это вместе может взорвать к чертовой матери окружающий мир, оставив лишь небольшой островок для двоих.

Я удивленно посмотрел на Петра, не ожидая такой проницательности от обычно беззаботного товарища.

– Я раньше боялся, – продолжил он. – Боялся всего, перемен, которые неизбежно приходят с новыми чувствами, боялся разрывов, объяснений, да и просто серьезных потрясений в устоявшейся, словно в прокисшем болотце, жизни.

– А теперь? – чувствуя, что нужно вставить вопрос, чтобы рассуждения Калугина продолжали бег и не останавливались, спросил я.

– А теперь я часто вспоминаю, что умру и жить мне осталось меньше половины. – Он сделал три приличных глотка и, поставив бокал на стол, продолжил: – Я знаю, полжизни за спиной, наша молодость, Артек, горы, отпуск в Крыму. Очень долго я боялся что-либо менять, запершись, как улитка в панцире.

– Так делают многие, – согласился я. – По крайней мере, из моих знакомых.

– Нет! – воскликнул неожиданно Петр, явно захмелевший от забористого напитка. – Ты не прав, физик. Ты как никто другой должен знать, что мы – узники раковин в виде бетонных двушек, раскиданных по разные стороны Московской кольцевой, хотя это и не важно где… Мы сами выкалываем себе глаза, чтобы не видеть людей вне времени, вышедших за рамки обыденности и человеческих устоев.

– Как это? – спросил я, все еще пораженный такими витиеватыми образами, рожденными в голове Калугина. – Ты хочешь сказать, что мораль, семейные ценности и сложившиеся устои ничего не значат?

– Ты безнадежный тупица, Адам. Я не говорю, что они не нужны, – он снова приложился к бокалу, – я говорю, что там, как и в любом законе, есть лазейки, но у нас не хватает духу использовать их.

– Но есть те, кто решается на это, и мы, такие, как ты и я, сознательно не смотрим в их сторону, чтобы случайно не соблазниться запретным для нас плодом, – закончил за Калугина я.

– Да, Адам, такие, как ты и я, мы сами сковываем себя и боимся быть счастливыми, боимся обидеть близких, медленно переставляя ноги на пути к могиле с унылым лицом кастрированных львов. Поэтому, что бы тебя ни тревожило, что бы ты сам себе ни говорил, попробуй сделать хоть раз так, как не делал никогда и как бы никогда не поступил, если бы спросил совета у разума. Спроси у сердца, попробуй.

Он замолчал, задумчиво покручивая бокал вокруг своей оси на матовой поверхности стола. Мысли неслись бурлящим потоком, и я пытался определить, что на самом деле тревожит меня в отношении Алисы. То, что она молода? С точки зрения морали, да, я бы мог поставить для себя некий барьер, однако если отбросить всю мишуру, то лично мне это очень даже нравилось. Ведь если спросить у любого нормального мужика, хотел ли он провести отпуск со стройной красоткой, вдвое моложе его самого, но об этом совершенно точно не узнал бы никто… Ответ более чем очевиден.

А вот поставь рядом жену или любого другого слушателя, и тут же ответ приобретет или форму полного отрицания, или философский окрас, мол, ничто животное нам не чуждо, но человек разумный должен оставаться разумным. А вот кому именно и что он должен, а самое главное – почему? Ведь взаймы не брал, а значит, и не должен.

Если смотреть под этим углом, то все идет хорошо. Я мысленно нарисовал картину, где обнимаю Алису, лежа на белом песке, и внутри загорелся огонек радости, лишь изредка колыхающийся от порывов тревоги. «Уже лучше, Адам Ласка, уже лучше», – похвалил я себя.

А что еще? Что тревожит? Внутренним локатором я пытался найти точку напряжения в собственных чувствах, но бесполезно. Тревожность и ощущение того, что жизнь идет не так, ускользали. Позже, с этим можно разобраться позже. Я пригубил уже прилично разбавленный талой водой виски и посмотрел на задумчивого Петра.

– Я вроде как решился выйти из строя, понимаешь? Сделать что-то не так… Без оглядки на остальных! – неуверенно проговорил я. – Но меня не отпускает чувство тревоги. Не могу понять, что за херня, но дергаюсь как мальчишка.

– Ве-е-е-есна-а-а-а, – медленно протянул Калугин, прищурив глаза, имитируя мудрого Каа из советского мультфильма «Маугли».

Я рассмеялся, понимая, что запал серьезности у Калугина исчерпан чуть ли не на год вперед, и продолжать беседу в том же духе бессмысленно. Оставив на потом тревоги и их причины, мы заказали еще напитков, и разговор, как часто бывает, плавно свалился в омут профессиональной деятельности.

Домой я вернулся, как и собирался, за час до намеченного времени. Принял душ, немного укоротил щетину электробритвой и, надев новые джинсы и футболку, уселся перед телевизором в ожидании знакомого «агу». На экране разыгрывалась комическая сцена из сериала «Друзья». Когда-то мне пришлось практиковать произношение, смотря его без перевода, с мелкими субтитрами внизу экрана. Увлекшись сериалом, я потерял счет времени, и, когда телефон издал «агу», часы показывали половину одиннадцатого.

Десять минут так десять минут. Я выключил телевизор и, поднявшись в спальню, посмотрел в соседнее окно. Хотел ли я еще раз заглянуть в приоткрытую дверцу ее личной жизни? Скорее всего, да, и на этот раз упреки внутреннего голоса слышались словно в отдалении. Я поднимался, чтобы увидеть женщину, которая мне нравится. Вопреки ожиданиям свет в спальне Алисы не горел. Я бросил виноватый взгляд на фотоаппарат, который с немым укором смотрел на меня прикрытым пластиковой заглушкой объективом, и спустился вниз.

Алиса вышла из дома через двадцать минут.

– Ну, прости, – с улыбкой попросила извинения она.

Мы сели на заднее сиденье подъехавшего такси. Машина тронулась вдоль по улице, а я какое-то время сидел молча, стараясь не смотреть на возню Алисы в маленькой белой сумочке. Впервые я видел ее такой, одетой «для выхода в свет». Меня поразило полное отсутствие косметики, по крайней мере, я ничего такого не заметил, даже губы оставались естественного молочно-розового цвета.