Влюбленный призрак - читать онлайн книгу. Автор: Марк Леви cтр.№ 46

– Такова версия вашего папаши или ваши собственные фантазии! Где доказательства, что это не было всего лишь мимолетное увлечение?

– Теперь вы понимаете, почему при нашей встрече я избрал молчание? Я вам не солгал. Как бы вы отреагировали, если бы я представился и немедленно все выложил?

– Вы правы, я бы сразу вас прогнала, потому вы и прикусили язык.

– Наверное. Теперь я об этом сожалею.

– Почему?

– Доедайте свой десерт, я вас провожу, в вашем состоянии нельзя садиться за руль, и потом, дальнейшее было бы осложнено прошлым наших родителей.

– Что за «дальнейшее»?

– То, которое дорисовываешь только в голове, а жаль, – сказал Тома́, косясь на соседний столик.

Манон проследила за его взглядом и прыснула.

– Он пересел за столик?

Раймон с лукавым видом заверил сына, что спасет его из передряги, в которой тот оказался по собственной вине, после чего Тома́ снова произнес не свои, а чужие слова:

– Дело было пасмурным днем. На вашей матери было голубое платье в цветочек, вы были одеты так же, вас можно было принять за сестер. Мой отец подарил вам конфеты, ваша мать не возражала. Пока вы играли в классики, они сидели на скамейке и тайком держались за руки. Вы подошли к ним с вопросом, кто этот господин, ваша мать ответила: «Летний друг, милая». Вы убежали играть, радостная и ни о чем не подозревающая. Потом наступила осень, и вы снова спросили мать, что за человек подарил вам тогда конфеты. Тогда она опустилась на колени и открыла вам правду, взяв с вас слово хранить ее в тайне. В тот год, когда вам исполнилось десять лет, у вас были все шансы на победу в танцевальном конкурсе, но вы поскользнулись на уроке спортивной гимнастики на акробатическом бревне и сломали ключицу. Вы были безутешны, мать повезла вас в Нью-Мексико, чтобы отвлечь. Такие путешествия вдвоем с матерью стали традицией, каждый год вы куда-нибудь отправлялись на День благодарения: в Каньон Антилопы в Аризоне, на Большое Соленое озеро в Юте, в Йеллоустонский парк, в Новый Орлеан, на Ниагарский водопад, в Батон-Руж и на Миссисипи, на гору Рашмор. На ваше шестнадцатилетие вы посетили вдвоем Рим и Венецию. Вы хорошо учились, но были дерзкой, за это вас отчислили из городского колледжа Сан-Франциско. Ваш отец сделал щедрый взнос, и вас приняли обратно. В пятнадцать лет вы болели за хоккей на льду, вашей командой была «Сан-Хосе Шаркс», а не «Сан-Франциско Буллз». Мать подозревала, что вы влюблены в нападающего Билла Линдси.

– Тут она была неправа, я сходила с ума не по этому страшиле, а по Тодду Харви, и не в пятнадцать, а в семнадцать лет… Но откуда вы, собственно, все это знаете?

Официант принес счет в кожаной папке и положил его перед Тома́.

– Это я вас пригласила, мы так не договаривались! – И Манон попыталась забрать счет.

Но Тома́ еще раньше незаметно сунул официанту свою кредитную карточку, теперь ему осталось расписаться и забрать ее.

– Не знаю, как вы провернули этот фокус, я ничего не видела! – возмутилась Манон.

– Вот такой я неуклюжий, – ответил Тома́, вставая.

Задержавшись у соседнего столика, он попросил отца вернуться без него. Раймон вздохнул и исчез.

Манон шаткой походкой достигла своей машины, бросила ключи Тома́ и назвала своей адрес.

«Приус» ехал по Калифорния-стрит. Внутри с первой минуты царило гробовое молчание. Наконец Манон его нарушила.

– В конце концов, почему бы нет? Каждый скорбит как может, если вам понадобилось таким способом продлить отцовское существование – валяйте, ваше право. Я, между прочим, вообще не пью, потому меня так и развезло. Завтра проснусь с кошмарной мигренью, она уже дает о себе знать. Этот вечер будет напрочь вычеркнут из моей памяти.

– Я убеждал себя в том же самом – после того косяка…

– Выкладывайте-ка! – Тяжело дыша, она опустила стекло. – Откуда у вас такие познания обо мне?

Они уже приехали, Тома́ затормозил у тротуара, обернулся, взял с заднего сиденья сумку и положил ее Манон на колени.

– Это ваше.

– Что это?

– Шкатулка, отец хранил в ней письма вашей матери. Если вам удастся найти его письма к ней, то я буду очень благодарен, если вы перешлете их мне. Я тоже написал вам один мейл, только не отправил из страха, что после него вы больше никогда не захотите со мной разговаривать. Я его распечатал, страница на дне сумки.

Манон уставилась на Тома́, неспособная вымолвить ни слова и непонимающая чувства, охватившего ее в момент прощания. Ей хотелось побыть с ним еще, хотелось, чтобы он продолжил рассказ об ее детстве, поведал еще что-нибудь о ее матери. Она забросала бы его вопросами, в этот раз уже без заносчивости и без скептицизма, как ни мало все это дружило с логикой, – лишь бы слышать его голос, лишь бы не возвращаться домой одной. Но Тома́ молчал. Она вышла из машины, сделала несколько неуверенных шагов – и вернулась.

– Я тут вспомнила, что это моя машина.

– Конечно, – виновато ответил Тома́ и отдал ей ключи. – Я провожу вас до дверей.

– Сама справлюсь! – отрезала она и направилась к дому.

– Сомневаюсь, – сказал Тома́ ей вдогонку.

В следующую секунду ему пришлось броситься ее спасать: она медленно сползала по фонарному столбу, к которому прислонилась, чтобы устоять.

Тома́ помог ей выпрямиться, подождал, пока у нее пройдет головокружение, и поддержал ее под локоть, пока она взбиралась по ступенькам.

– Доберетесь до постели?

– У меня студия, добираться недолго. Подождите уходить. что вы имели в виду, говоря, что «дальнейшее было бы осложнено прошлым наших родителей»?

Тома́ внимательно на нее посмотрел, подошел и поцеловал в губы.

– Спокойной ночи, Манон.

Пятница, 3 часа ночи

Вернувшись домой, Манон надолго встала под душ, чтобы прогнать хмель. Эта цель была достигнута, но головная боль не прошла.

Натянув длинную футболку, она села по-турецки на ковер и долго смотрела на шкатулку, прежде чем набраться смелости ее открыть. Наконец, сделав глубокий вдох, она подняла крышку.

Вид конвертов, подписанных почерком ее матери, сильно ее взволновал.

Она схватила первое письмо, адресованное Раймону двадцать лет назад.

Любовь моя, такая далекая и такая близкая,

прошел год. Квартира, где мы поселились, невелика. Как же мне не хватает моего французского дома, – не так сильно, как вас, но это связанные воспоминания. Я превратила свою комнату в убежище и собрала в ней оставшиеся у меня памятные вещи. Несколько фотографий, сделанных вами летом. Я смотрю на них в восхищении, как восхищаются летними закатами, в ослеплении и грусти из-за ухода дня, но при этом в надежде на скорое утро.