Галина Уланова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Ковалик cтр.№ 87

Конечно, не обошлось без консультаций Елизаветы Ивановны Тиме. Она несколько раз присутствовала на репетициях нового балета. «Мы вместе обдумывали и проверяли внутреннюю оправданность танцевальных дуэтов, — вспоминала актриса. — Галина Сергеевна забегала к нам домой. На столе специально для нее лежал целый ворох материалов о Бальзаке, рисунков, гравюр эпохи «Утраченных иллюзий»… Уланова блистательно справлялась с этой большой и ответственной работой и проявила себя не только интересной лирической актрисой, но и настоящей молодой героиней».

О роли Корали Галя беседовала с великим трагиком Юрием Михайловичем Юрьевым, и это общение пополнило копилку психологических деталей образа, приблизив его условно-романтический строй к художественной правде. В работе над «Иллюзиями» Улановой помог А. Н. Толстой. Галина Сергеевна вспоминала их долгие прогулки, разговоры по вечерам в гостиной перед пылающим камином:

Галя как никто умела переплавлять в драгоценный творческий материал всё увиденное и услышанное. Корали, исполненная ею всего пять или шесть раз, стала легендой. Балерина постоянно обращалась мыслями к своей героине, видимо, чувствуя какую-то недосказанность. Она была полностью согласна с Соллертинским, считавшим «Иллюзии» одним из самых «недостаточно у нас оцененных спектаклей».

Уланова подчеркивала, что после «Бахчисарайского фонтана» и «Утраченных иллюзий» речь уже не шла о «непреодолимой» стене между танцем и пантомимой:

Об этом коротком эпизоде вспоминали все, кому посчастливилось побывать на «Утраченных иллюзиях». Сам Захаров был поражен не менее других: «До сих пор перед моим внутренним взором стоит сцена, когда Корали, не желая больше скрывать свою любовь к Люсьену, выводит его из-за ширм и в неистовом гневе изгоняет своего покровителя, старого банкира Камюзо. Нежная Одетта, наивная Жизель, печальная Мария превращались здесь в разъяренную тигрицу. Но и эту бурную сцену Уланова проводила с присущей ей красотой формы и женским обаянием».

Василий Макаров, которому удалось несколько раз посмотреть Галину Сергеевну в «Утраченных иллюзиях», размышлял о ее бальзаковской героине: «Многие моменты нельзя забыть. Спокойно и просто держится Корали в репетиционном зале. Она вдохновенно просветляется, внимая музыке Люсьена, безудержно, но мягко зарождается и нарастает ее искренняя влюбленность в самого Люсьена, естественно и непринужденно проявляется ее чувство в переходе к танцу. После триумфа премьеры в ней больше счастья любящей женщины, чем тщеславия актрисы. Какой непосредственной радостью проникнут ее «вакхический» танец счастья, танец апофеоза любви с Люсьеном. А дальше — униженная Корали. Как эмоционально и музыкально «слоняется» она в тоске по Люсьену. Сколько благородства в рискованной сцене с Камюзо, которую так легко свести к семейному скандалу; но у Улановой пощечиной звучит брошенный ею стул. Какое трагическое звучание вариации, когда стенают руки покинутой Корали. Как трогателен ее «плачущий» танец с костюмом Сильфиды. Сколько обреченности в ее финальном уходе в небытие.

Танцевальная трудность «Утраченных иллюзий» заключается не в технической виртуозности, а в эмоциональном овладении рисунком партии, в правдивости и естественности танцевальных мест, в единстве исполнения пантомимы и танца, в органичности их взаимопереходов. И Уланова изумительно преодолевает эти трудности… Средствами классического балета, характером всех своих движений Уланова создает действительно танцевальный образ, она танцует в образе, и образ у нее нарастает в танце».

Содержательная, участливая «пушкинская» гармония была в ней и до, и после «Бахчисарайского фонтана». Поэтому Серж Лифарь приветствовал в ее лице «настоящую русскую балерину, такую, какой видел ее наш великий поэт Пушкин». Улановский талант заключал в себе и земное, и небесное — вполне по оксюморону поэта, у которого мадонна — «чистейшей прелести чистейший образец».

Премьера «Иллюзий» пришлась на самое начало 1936 года, когда раскатисто гремели по всей стране слова Сталина: «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится. Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас».

Стахановское движение, зародившееся в сентябре 1935-го, развернулось не только на производстве, но и на культурном фронте, о чем напоминал появившийся тогда флаг с двойным портретом Ленина и Сталина и со словами «Искусство принадлежит народу», «Жить стало лучше, жить стало веселее!». А руководство этим народным достоянием вменялось Всесоюзному комитету по делам искусств, созданному постановлениями Политбюро ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров от 17 января 1936 года. Теперь «все дела искусств» подчинялись верному ленинцу, безупречному коммунисту товарищу Керженцеву, знавшему толк в научной организации труда. Этот просвещенный государственный деятель преуспел на многих ответственных постах, поскольку умело держал руку на идеологическом пульсе. Создатели «Светлого ручья» и «Утраченных иллюзий» сразу почувствовали крепко отлаженную «руководящую роль партии».