Галина Уланова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Ковалик cтр.№ 25

Страница

Когда Уланова в 1948 году праздновала двадцатилетие творческой деятельности, в потоке поздравительных писем было и послание от Софьи Васильевны и Марии Дмитриевны Шостакович — матери и сестры композитора:

«Дорогая Галина Сергеевна, буду очень счастлива, если сегодня, в день Вашего славного юбилея, среди бесчисленных приветствий и телеграмм Вы прочтете и мой горячий привет с неизменным пожеланием, чтоб Вы долго и многие годы радовали и блистали Вашим замечательным и подлинным дарованием.

С гордостью всегда вспоминаю Ваши первые шаги на сцене Ленинградского балета… Ваша С. Шостакович.

Дорогая Галечка, горячо Вас приветствую, крепко обнимаю, желаю счастья, радости и успехов. Всегда любящая Вас М. Шостакович».

И всё же общеобразовательные дисциплины смотрелись бедными родственниками в балетном училище, где в фаворе были науки хореографические. С наставниками Улановой повезло. Позднее она писала:

В самом деле, только зоркий глаз педагога способен безошибочно выявить в ученике его амплуа и выработать стратегию развития не только его телесного, но и интеллектуального склада. Даже маленькая ошибка в столь деликатном процессе может погубить артистическую карьеру подопечного. Балет обеих столиц достиг блистательных результатов прежде всего благодаря наставникам, названным кем-то «могучей кучкой балетного искусства»: А. Я. Вагановой, М. Ф. Романовой, А. В. Ширяеву, Л. С. Леонтьеву, А. М. Монахову, В. И. Пономареву, Н. П. Ивановскому, Е. П. Снетковой-Вечесловой, А. В. Лопухову, В. А. Семенову, Е. П. Гердт.

Премудрость пантомимы Галя Уланова познавала под руководством Леонида Сергеевича Леонтьева, который с успехом участвовал в новаторских постановках балетмейстера Михаила Фокина на сцене Мариинского театра. Его яркое дарование пришлось ко двору и в дягилевских Парижских сезонах 1908–1910 годов. Леонтьев разделял убеждение, что танцовщицы, не имеющие дара к пантомиме, всего лишь «хорошие облагороженные фокусники», но всё же, предчувствуя влечение хореографического театра к приемам драматической игры, модифицировал условные движения старой балетной пантомимы гармонической спайкой классических па с выразительной мимикой. И не будь Уланова ученицей Леонтьева, неизвестно, смогла бы она преодолеть натуралистические искушения «драмбалета». Галина Сергеевна признавалась:

Зато она проникновенно дополняла естественной мимикой танцевальную информацию об образе. Богданов-Березовский тонко подметил, что пантомима Улановой «оставалась насквозь напевной, напоенной той чарующей фразировкой пластики, которая сближает пантомиму с танцем, как бы превращая ее в танец предельно замедленного темпа».

Ей были очень близки слова Леонида Якобсона: «Тысячи людей кончают балетные школы и прекрасно танцуют, а говорить на языке танца редко кто может». «Умирающего лебедя» Уланова исполняла с неподвижным лицом, однако именно в ее опущенных глазах читалась страдающая душа. Скудные хореографией опусы «драмбалетмейстеров» Галина Сергеевна превращала в пластические поэмы. И «Бахчисарайский фонтан», и «Ромео и Джульетта», и «Утраченные иллюзии» были хороши благодаря Улановой.

Галя избегала хлопотливой мимики, считая, что лицо должно быть «чистым холстом», и пусть зритель сам додумывает портрет. «В самые сильные моменты душевного волнения лицо артистки почти спокойно. Только чуть сильнее раскрываются глаза, губы, поднимаются еле заметные черточки бровей. Но всем ее едва уловимым движениям предшествует мысль, которая развивается неуклонно и властно, захватывая зрителей своей правдой», — отмечала Татьяна Вечеслова. Уланова вспоминала:

А еще Леонид Сергеевич обучал важнейшему мастерству поддержки. Галина Сергеевна признавалась:

Хотя в характерном классе Уланова была мало занята, но и этого было достаточно, чтобы на всю жизнь запомнить уроки Александра Михайловича Монахова, в свое время очень хорошего характерного танцовщика, чей сценический почерк отличался внешней сдержанностью эмоций при кипении внутренних страстей, умело управляемых артистической волей.

«На выпускном вечере мы, четыре девушки, танцевали мазурку. На большее у меня темперамента не хватало», — вспоминала Уланова.

В педагогическом созвездии театрального училища особое уважение снискал Владимир Иванович Пономарев, воспитавший легендарных новаторов танца Алексея Ермолаева, Вахтанга Чабукиани, Константина Сергеева, Николая Зуб-ковского, Леонида Лавровского, Леонида Якобсона. Он играл ведущую роль в создании методики мужского классического танца, подготовив для Улановой безупречных партнеров и великих хореографов.

«Владимир Иванович репетировал с нами то, что мы должны были делать на сцене. Выбирал он нас так: ставил пятнадцать — двадцать человек в линейку по росту и отбирал, сколько полагалось для того или иного балета, а еще — три-четыре человека в «запас». Потом он разучивал с нами танцы и мизансцены. Пономарева тоже все очень любили — всегда элегантно одетый, подтянутый, неизменно доброжелательный, тактичный. За глаза мы его звали «дядя Володя», но при нем — только по имени и отчеству. Никогда мы не слышали повышенного тона, хотя не всегда и не сразу усваивали нужное. Прекрасный классический танцовщик, он тогда еще продолжал танцевать. И мы в школе ходили подглядывать в дверную щелку, как дядя Володя репетирует. Он исполнял ведущие партии в «Жизели», «Лебедином озере», «Шопениане»… Владимир Иванович Пономарев и есть тот человек, который впервые выпустил меня на большую сцену».

Страница